Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Под впечатлением этих представлений о собственной силе Риббен­троп просто не воспринял серьезно упомянутую в докладе Шуленбурга сдержанную позицию Советского правительства, а решил при первой возможности отстранить «закоснелого», излишне принципиального и цепляющегося за слова старого посла в Москве, а в качестве посредни­ков для контактов с советской стороной использовать частных промыш­ленников[669]. К тому времени он уже не сомневался, что рано или поздно ему понадобится подходящая линия связи с Советским правительст­вом. Как сообщил Кулондр 22 мая французскому министру иностран­ных дел[670], Риббентроп считал сближение между Германией и Россией с точки зрения длительной перспективы «насущным и неизбежным. Это отвечало самой природе вещей и сохранившимся в Германии традици­ям. Только такое сближение позволило бы окончательно разрешить германо-польский конфликт путем ликвидации Польши на манер Че­хословакии». Риббентроп придерживался мнения, что польское госу­дарство самостоятельно долго не в состоянии существовать, что «ему все равно суждено исчезнуть, будучи вновь поделенным между Герма­нией и Россией». Поэтому для Риббентропа «идея такого раздела была самым тесным образом увязана с германо-русским сближением». Важ­нейшая цель такого сближения состояла в том, чтобы «ослабить бри­танское могущество». Как полагал Кулондр, то была «главная задача», «навязчивая идея, над воплощением которой Риббентроп начал неуто­мимо, с упрямством фанатика работать». При этом он надеялся, «что германо-советские согласованные действия позволят рейху однажды нанести смертельный удар могуществу Британской империи».

По сведениям французского посла, поначалу идея сближения с Рос­сией Риббентропа натолкнулась на сопротивление Гитлера, который считал, что по идеологическим соображениям переключить герман­скую политику на Москву будет трудно. Однако, по словам посла, мысль Риббентропа поддержали многие руководители вермахта и крупные промышленники. И даже сам Гитлер отдал дань этой тенден­ции, смягчив свою антибольшевистскую позицию.

«Как видно, — писал французский посол, — одна из ближайших целей, которой желают достигнуть, заключается в том, чтобы в случае раздела Польши Россия взяла на себя такую же роль, какую Польша сыграла в Чехословакии. Более отдаленная цель состоит в том, чтобы .. :пользовать огромные материальные и людские ресурсы СССР для разгрома Британской империи».

В тот момент, однако, к идеологическим колебаниям Гитлера доба­вился и страх, что русские могут ответить отказом. Гитлер, который, как видно, воспринял доклад Шуленбурга более серьезно, чем его ми­нистр иностранных дел, «боялся неудачи, опасался, что из Москвы под громкий смех последует отказ»[671]. Поскольку Риббентроп планировал дальнейшие контакты в обход Шуленбурга[672], а Гитлер вновь заколе­бался, не в последнюю очередь из-за страха перед отказом[673], статс-секретарь фон Вайцзеккер получил указание всяческие связи немедленно приостановить. Поэтому он 21 мая сообщил Шуленбургу по телеграфу, что из «результатов Ваших контактов с Молотовым вы­текает необходимость проявить сдержанность и подождать, не загово­рят ли русские более откровенно». Послу было сказано «впредь до особого распоряжения... вести себя соответственно»[674].

Несколько дней спустя Вайцзеккер в личном письме Шуленбургу разъяснил причины внезапного прекращения контактов. По его сло­вам, германское руководство «считает, что англо-русскую комбина­цию не так-то просто предотвратить. Но все-таки и нынче имеется достаточно пространства для переговоров, в рамках которого мы могли бы, высказываясь конкретнее, тормозить и создавать помехи. Правда, вероятность успеха оценивается здесь (Гитлером. — И.Ф.) довольно низко, поэтому следует еще раз взвесить, не принесет ли слишком от­кровенный разговор в Москве больше вреда, чем пользы, и не вызовет ли лишь гомерический хохот. При оценке всех этих соображений учи­тывалось и то обстоятельство, что постепенное примирение между Мо­сквой и Токио (одно из звеньев этой цепи) японцы назвали в высшей степени проблематичным. Рим также проявил сдержанность, так что в конце концов решающими оказались недостатки хорошо задуманного шага»[675].

Вайцзеккер сожалел, что резкая перемена во взглядах его шефов прервала едва начавшиеся контакты. Разочарование все еще ощуща­лось, когда через два дня, 23 мая, посол в отставке фон Хассель пришел к нему в министерство[676]. Вайцзеккер выглядел «постаревшим и уста­лым. Главное для него — избежать войны». Правда, настроен он был «в этом отношении... теперь оптимистичнее... (Вайцзеккер), как видно, не очень верил в англо-французский союз с Советской Россией».