Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Таким образом, на переговорах постоянно взаимно переплетались экономические и политические интересы Германии. В разговоре с Ас­таховым 24 июля Шнурре дал понять, что германское правительство рассчитывает получить от переговоров по торговле больше, чем простое экономическое соглашение. Согласно записи Астахова, Шнурре под­черкнул, что считает себя вправе наряду с экономическими вопросами затронуть и политические, так как «стоит близко к Риббентропу и зна­ет его точку зрения». Затем Шнурре, ссылаясь на мнение своего прави­тельства, изложил план германо-советского сближения из трех этапов. Благополучным результатом торгово-кредитных переговоров завер­шился бы лишь первый этап нормализации отношений. Второй этап должен состоять в нормализации отношений по линии прессы и куль­турных связей, в поднятии взаимного уважения друг к другу и т.п. «По­сле этого можно будет перейти к третьему этапу, поставив вопрос о политическом сближении». Шнурре выразил сожаление, что «неодно­кратные попытки германской стороны заговаривать на эту тему оста­лись без ответа. Ничего определенного не сказал на эту тему и Молотов Шуленбургу. Между тем налицо все данные для такого сближения». Астахов добавил в своей записи: «Шнурре понимает, конечно, что по­добная перемена политики требует времени, но надо что-то делать. Ес­ли советская сторона не доверяет серьезности германских намерений, то пусть она скажет, какие доказательства ей нужны. Противоречий между СССР и Германией нет. В Прибалтике и Румынии Германия не намерена делать ничего такого, что задевало бы интересы СССР».

В процессе беседы Шнурре неоднократно давал понять, что «фюре­ра» особенно интересовали именно те вопросы, ответов на которые Берлин все еще не получил. Однако и этот разговор закончился безрезультатно. «Ни на эти, ни на последующие намеки, сделанные в этом смысле германской стороной, Советское правительство не реаги­ровало»[895].

Это заставило Шнурре пойти на необычный шаг. 25 июля 1939 г. он пригласил обоих самых высоких по рангу советских представителей в Берлине — поверенного в делах Астахова и заместителя торгпреда Бабарина — вечером 26 июля на ужин в отдельный кабинет элегантного берлинского ресторана «Эвест»[896]. Шнурре имел обширные директи­вы. Они включали все содержавшиеся в неотправленной большой инст­рукции от 29 мая вопросы, причем в форме совершенно откровенных предложений заманчивыми комментариями относительно граничив­ших с СССР государств. Однако страх Гитлера перед новым отказом был, по всей вероятности, все еще очень велик. Шнурре поручалось пе­редать предложения только как собственные соображения и лишь доба­вить, что «именно такой точки зрения держится Риббентроп, которому в точности известны мысли фюрера».

Шнурре взял с собою личного референта, чтобы, как вспоминал Шмидт, «во время ожидавшегося важного и щекотливого разговора на всякий случай иметь немецкого свидетеля». Он должен был в первую половину вечера, примерно в течение полуторачасового ужина, участ­вовать в разговоре на общие темы, а затем, во время политической бесе­ды, не вмешиваясь, внимательно следить за разговором, чтобы потом запротоколировать его содержание. Шмидт записал, что оба советских гостя «с огромным и напряженным вниманием» следили за высказыва­ниями Шнурре, в течение всего вечера показали себя если не «полно­стью», то «в значительной мере восприимчивыми» и с «великим изум­лением» приняли к сведению немецкое предложение. Во время разго­вора инициатива полностью принадлежала Шнурре, взвешенно излагавшему свои пропозиции[897]. Согласно записи Астахова, Шнурре в начале разговора заявил: «Руководители германской политики ис­полнены самого серьезного намерения нормализовать и улучшить эти отношения. Фразу Вайцзеккера о «лавке, в которой много товаров», на­до понимать в том смысле, что Германия готова предложить СССР на выбор все, что угодно, от политического сближения и дружбы вплоть до открытой вражды... Но к сожалению, СССР на это не реагирует. Вайц­зеккеру мы ничего не ответили. Шуленбург... также не получил от по­следнего (Молотова) определенного ответа. Между тем он конкретно ставил вопрос, предлагая, например, продление или освежение совет­ско-германского политического договора, который... представляет большие возможности для сближения».