В ходе переговоров Советское правительство пыталось заставить Гитлера раскрыть его подлинные намерения в Восточной Европе. При этом СССР интересовали прежде всего два вопроса: планы Германии в отношении Прибалтики и Украины (как видно, тогда Советское правительство еще не поняло, что Гитлер метил на все Советское государство) . Что касается Украины, то дверь перед любыми дальнейшими попытками наладить диалог по данному вопросу захлопнул подписанный 26 января 1934 г.[8]
германо-польский пакт о ненападении, содержавший, как подозревало правительство СССР, и договоренности по Украине. В связи же с проблемой Прибалтики Советское правительство 28 марта 1934 г., или через два месяца после заключения германо-польского пакта, вновь со всей ясностью поставило этот принципиальный вопрос[9], предложив германскому правительству, несмотря на предупреждения Надольного о бесполезности демарша, выступить с совместным германо-советским заявлением о незыблемости суверенитета Прибалтийских государств.Из безальтернативного категорического отклонения германским правительством предложения о предоставлении гарантий Прибалтийским странам — последней попытки СССР достичь двусторонней стабилизации внешнеполитических отношений — Советское правительство сделало, по словам Литвинова, «необходимые выводы». Предпринятые в июне 1934 г. Литвиновым совместно с французским министром иностранных дел Барту шаги, имевшие целью вовлечь Германию в многостороннюю систему Восточного пакта (в соответствии с идеей «Восточного Локарно»[10]
), что, по мнению СССР, сделало бы войну невозможной и таким обходным путем решило бы проблему безопасности России в Прибалтике, означали окончательный отказ советской стороны от всяких усилий по налаживанию двусторонних отношений. Как и следовало ожидать, эта попытка также не имела успеха.В конце лета 1934 г. Советское правительство, действуя в условиях царивших в Москве гнетущих предвоенных настроений, приняло первые ощутимые меры по обеспечению внутренней безопасности и предупреждению
Эти и другие внутриполитические мероприятия, явившиеся началом «большой чистки», сопровождались коренной внешнеполитической переориентацией. Теперь Сталин использовал сами по себе хотя и слабые, однако при известных условиях перспективные для создания системы «коллективной безопасности» возможности Лиги Наций, вступив в нее 18 сентября 1934 г., и вошел — не в последнюю очередь под впечатлением введенной в Германии 16 марта 1935 г. всеобщей воинской повинности — в более трудный и менее удовлетворяющий в политическом плане союз с Францией (2 мая 1935 г.) и Чехословакией (16 мая 1935 г.)[12]
. По мнению министерства иностранных дел Германии[13] и особенно ее дипломатии в России, именно тогда «закончилась политика свободы выбора, политика неприсоединения, которая до тех пор представлялась Советскому Союзу желаемой целью»[14].