Палач

Оскар совсем недавно только обнаружил, что ходит точно так же, как его отец. Почему-то это открытие вызвало в Оскаре грусть. Он так не хотел походить на своих отца и мать и вот обнаруживает их присутствие в своем теле…

Когда-то мать, провожая его в Варшаву, вместе с настойчивым советом стараться кушать суп как можно чаще — «Лучше не поешь второго, но обязательно ешь суп, сынок!» — высказала грустное предположение, что, куда бы Оскар ни уехал, от себя самого он не убежит. Тогда радостному Оскару, убегавшему из провинциальной Зелена-Гуры в столицу, предложение матери показалось просто бессильной мудростью потерпевшего в жизни поражение человека…

Но теперь, после нескольких побегов от самого себя, лежа на Мортон-стрит в Нью-Йорке, в городе, в котором его мать, наверное, боялась бы выходить на улицу, Оскар вдруг осознает, что мать была права. От себя Оскар не убежал. Может быть, она, побывавшая в Варшаве всего три раза и прожившая всю жизнь в родном маленьком городке, имела иные какие-то возможности постичь мир, помимо путешествий и…

Телефон прерывает его размышления. Оскар даже рад этому, ему кажется непростительной слабостью занятие, которому он сейчас предается, — как копаться пальцами в заживающей, но еще не зажившей ране, сдирать чуть присохшую болячку, с болью и удовольствием. Потому он с готовностью хватает телефонную трубку.

— А, ты жив! — довольно орет в трубку голос Чарли. — Я боялся, что копы арестовали тебя вчера ночью. Я-то сразу слинял, как только пырнули этого парня… Как себя чувствуешь?!

Оскар морщится. «Ебаный мужлан! Зачем русская блядь навязала ему этого человека?!» Если бы не Наташка, Оскар, расставшись вчера с Чарли, забыл бы о нем с легкостью и не вспоминал бы до конца дней своих.

— Нормально, — отвечает он Чарли. — Голова только болит.

— Ха-ха-ха-ха! — гогочет Чарли. — Хорошо мы кутнули вчера, хорошо! Тряхнули стариной. Вспомнили старые добрые времена. Прими алказельцер, — советует он.

— Ну да, чтобы у меня заболел бы и желудок, — ворчит Оскар.

— А я вчера еще взял такси и поехал к рашен герл Наташе, — кричит Чарли. И довольно хохочет. — Только утром ушел. Ну, пока, Оскар, а то эта бородатая пизда Джек уже косится на меня. Созвонимся на неделе.

Клац. Там, в «Трибекке», горилла Чарли повесил трубку. Оскар на Мортон-стрит, получивший от судьбы еще один удар по голове, застыл с трубкой в руке.

9

— Хай, Крис!

— Хай, Оскар, как жизнь? — Бородатый, обритый наголо владелец магазина «Плэжэр Чест» на углу Кристофер и Вест-Сайд хайвея протягивает Оскару крепкую смуглую руку.

Китаеза — крисовский любовник и его же сейлс-мэн, стоя сзади тенью Криса, тихо растягивает тонкие губы, улыбается:

— Хай, Оскар!

— Мне нужно большое двойное дилдо, Крис. Самый большой размер. И самый маленький. Оба двойные.

— О’кей, Оскар. — Покопавшись в одном из своих шкафов за прилавком, Крис достает черный картонный пенал. — Самый большой размер, какой только существует, — говорит Крис и добавляет, позволив себе чуть-чуть улыбнуться: — Бедный твой любовник…

Крис почему-то упорно считает Оскара гомосексуалистом, и Оскар никогда не пытался еще переубедить его. Пусть считает. Оскару даже удобнее общаться с геем Крисом в присвоенной ему роли гомосексуалиста.

— Выдержит, — говорит Оскар. — Он крепкий мальчик.

Оскар прохаживается по магазину, лавируя между свисающими с потолка наручниками, цепями, разнообразными хлыстами и плетками, наножниками, бедерной и грудной сбруей… Оскар любит крисовский магазин. Здесь всегда свежо и крепко, сладковато пахнет новой кожей, блестят никелем металлические части сбруи, новенькие грозные орудия пыток ожидают владельцев и теплые тела жертв. Если бы у Оскара было достаточно денег, он купил бы хотя бы по одному экземпляру всех предметов, имеющихся в «Плэжэр Чест», но, увы, это многотысячедолларовое удовольствие. Потому он накапливает арсенал постепенно.

— Полюбуйся на эту маску, Оскар.

Крис, встав на черный, как все в «Плэжэр Чест», табурет, снимает с верхней полки сооружение из грубого кованого железа. Обручи и железный каркас предназначенного быть водруженным на голову жертвы сооружения обильно украшены шипами, острия которых не подпилены. Маска состоит из двух половин — передней и задней. Половины должны быть стянуты в области шеи двумя черными грубыми болтами. Внутри маска, впрочем, отделана кожей и черным бархатом. Оскар представил, как беспомощно будет выглядеть Наташкино личико в прорезях этого средневекового страшилища, и спросил, как дорого стоит железная маска.

— Пятьсот для всех, триста для тебя, Оскар. Существует только в одном экземпляре. — Крис все еще стоит на табурете.

— Возьму, денег нет, но возьму.

— Вот и хорошо. Никому другому я ее не предлагал. Приятно, что такая редкая вещь попадет в руки к профессионалу. В основном, как ты знаешь, Оскар, мы имеем дело с дилетантами.