Палач демона

– Не все же русские дворяне осели в Париже, – пожав плечами, сказала княгиня. Многие оказались в провинции. Как и многие эмигранты из России, я поселился на Монмарте, неподалеку от Ивана. Он предложил мне работу механика и я согласился. Хоть и не понимал ни черта в механике. Но, повозившись пару месяцев, начал вполне сносно соображать. Весь район буквально кишел русскими. Одни служили гарсонами, другие метрдотелями, третьи на кухне мыли посуду. Но это, так сказать, низшая категория. Затем шли танцоры – «дансэр де ля мэзон», или «жиголо» по-французски. Ими обычно были молодые люди, красивые, элегантно одетые, для танцев. Эти развлекали старых, богатых американок. Выше них стояли артисты, певцы, музыканты, балетные танцоры, исполнители лезгинки – молодые красавцы грузины в черкесках, затянутые в рюмочку, цыгане, цыганки, цветочницы, зазывалы, швейцары и шофёры. Кто-то видел Наташу, кто-то слышал о том, что она, вроде бы, родила сына… Но, где она теперь? И был ли у нее мальчик в действительности? На эти вопросы ответить никто не мог… Весной 1923 года мы е с Иваном решили стать совладельцами русского ресторанчика. Переехали в апартаменты над бывшим кафе. Небольшой зал его разукрасили цветистыми платками, а на столики поставили лампы в ярко-желтых абажурах. Потом приобрели пианино. Кто-то порекомендовал двух милых юных подавальщиц, уже знавших толк в ресторанном деле… И наш кабачок с ностальгическим названием «Белые грезы» заработал. За стойку встал я. Вскоре, как-то сама собой образовалась и артистическая программа. В основном, цыганщина. Правда, иногда заглядывали и прелестная Лиза Муравьева, а также сам Жорж Северский. Надо сказать, жизнь затолкала за барную стойку не только меня. В те годы там оказались многие из белой эмиграции и мужчины, и женщины. Но мы с Иваном хотя бы являлись совладельцами этой сомнительной забегаловки. Между прочим, русские рестораны и кабаре стали тогда одной из непременных черт Парижа. Были и совсем уж скромные, как у нас. Сюда приходили люди, которым негде и не на чем было готовить себе еду. Впрочем, если «заводились деньжата», то и там можно было кутнуть, заказать графинчик холодной водки и закусить бутербродами с черной икрой. Конечно, имелись и роскошные, чрезвычайно дорогие кабаре, с джазом, певицами, красивыми дамами для танцев, обязательным шампанским, со жженкой, которую зажигали, потушив в зале огни, или с шествием молодых людей в псевдо-русских костюмах. Эти через весь зал торжественно несли на рапирах… шашлыки! Каких только фокусов там не придумывали!

Так прошло несколько лет, за это время я исколесил практически всю Францию, но все без толку! Наташеньки я не нашел….Зато не раз во время моих вояжей имел возможность видеть, как наши русские казаки батрачат в самых ужасных условиях на французских фермеров. И это после того, как русская армия, разгромив их хваленного Бонарпарта, вошла в Париж! Меня всегда мучил этот вопрос: «Но почему мы не остались во Франции? Почему, как это делал тот же Наполеон, не посадили наместниками во французских городах своих, русских дворян?» Один из казаков – донцов, молодой парень, с которым я познакомился во время моих странствий по Нормандии, рассказал мне о себе. Оказалось, он стал батраком, потеряв работу на заводе «Пежо». Его судьба – горькая судьба: оплата низкая, но местом своим он дорожил. Ему приглянулась дочь хозяина. Смущаясь и запинаясь, он обратился ко мне с просьбой написать для нее по-французски любовное письмо. – «Нехорошо здесь жить» -говорил он мне. – «Не то, что девушки, коровы – и те ни слова не понимают по-русски. Ну, никак с ними не сладишь!» Письмо я написал, причем он настаивал, чтобы такие выражения как «голуба» и «мое золото» были переведены на французский язык дословно. Вышло, в общем, малопонятно, но достаточно пылко. Через несколько лет я снова встретил его. Он постарел, отяжелел. Однако выглядел еще молодцом, со своими лихо закрученными усами и по-казачьи заломленной набок французской кепкой. Казак сообщил, что женился на дочери фермера, тот вскоре помер, и теперь хозяином стал он сам. Но жизнь по-прежнему не удовлетворяла его: не ладил с женой. – «Эксплуататорша!», – заявил он. – «Такая же, как и ее отец! И кого эксплуатирует? Таких же казаков, как я, которых я сам же и привел на работу. У-у, кукла скаредная! Каждый сантим помнит и готова последнюю шкуру содрать с рабочего человека! Ссоримся часто, потому, что я со своими казаками держусь на равной ноге. – «Ты ведь хозяин!» – говорит мне, – «А они – батраки! Так и держи себя сеньором!»

Вернувшись в Париж, я как-то был приглашен в свет, где познакомился с самой внучкой Александра Второго – княжной Натали Полей! Она-то и сказала, что Наташенька одно время служила у них прислугой. Эта новость окрылила меня! – «Все умела, на все руки мастерица!» – пояснила княжна.

– А ребенок, сын, у нее был? – спросил я.

– Да, был, – кивнула моя собеседница. Но как его звали, я, простите, не помню…