Палач демона

Тихо ступая и настороженно озираясь, оба вышли на лесную опушку. Со всех сторон ее тесной стеной обступали все те же сосны.

Посредине стоял невысокий деревянный столб высотой метра в два. К его верхушке был прибит диковинный череп, какого-то незнакомого есаулу животного. Закатное солнце бросало на него последние лучи и Константину Евгеньевичу на миг показалось, что ужасный череп приветливо улыбается ему… Он напоминал медвежий, однако был раза в три больше и с огромными, сантиметров по двадцать каждый, клыками. В пасти черепа Маматов разглядел окровавленную тушку зайца. Наперное, убили его совсем недавно, так как кровь все еще текла тоненькой струйкой. Ее рубиновые капли падали прямо на большой серый камень, лежавший возле подножия столба. «Видимо, жертвенник» – подумал есаул. Камень был украшен непонятными для Константина Евгеньевича руническими символами. Но то, что он разглядел в следующую минуту, поразило его еще больше. На траве, неподалеку от камня, валялась кожаная тужурка с красным бантом на лацкане, а рядом – штучные брюки и пара хромовых сапог. Подойдя поближе, есаул увидел, что вся одежда густо заляпана кровью.

Метрах в тридцати от столба, прямо в землю врос старый деревянный сруб. Бревна его почернели от времени и густо обросли мохом.

– Где же тут вход? – обернулся к Федору Маматов.

– Вы это, ваше благородие, не спешите, – последовал ответ. Когда я позову хозяина, так вы, будьте уж так добры, положите ему земной поклон. Очень уж он это любит. Но главное, молчите. Говорите только тогда, когда он сам вас о чем-нибудь спросит, – шепотом наставлял есаула Федор.

Подойдя к жилищу деда, он откашлялся. Затем вдруг опустился на четвереньки и, задрав всклокоченную голову, тихо, но протяжно завыл.

Не успел еще развеяться в воздухе последний отзвук этого тоскливого воя, как под развесистыми лапами ближайшей ели Маматов приметил какое-то движение. Присмотревшись, он вдруг с ужасом увидел нечто большое и нечеткое, однако имевшее два огромных и красных глаза. Пристально глядя на есаула, оно медленно скрылось в зарослях. Маматов инстинктивно потянулся было за своим наганом, но Федор быстро схватил его за руку.

– Не вздумайте, ваше благородие! – громко прошептал он. Дед Елс все видит, он обидеться может и тогда – все пропало!

– Да не обидится он! – вдруг громко произнес кто-то. Как на такого гостя обижаться? Не можно такому быть! Голос был зычный и в нем сквозили властные нотки. Константин Евгеньевич с изумлением увидел, как из тех самых зарослей, где ему только что привиделось неведомое существо, медленно и торжественно вышел седовласый, очень высокий и худой старик в темном длином одеянии с капюшоном. «Словно монах католический» – подумал есаул.

В мощной костлявой длани старец сжимал тяжелый деревянный, как показалось Маматову, посох. «В молодости, видно, богатырем был!» – пронеслось в голове Маматова. – «Руки-то, вон какие, огромные, словно медвежьи лапы! И не посох он в руке держит, оказывается, а трость такую здоровенную!»

– Кланяйтесь, да кланяйтесь же ваше благородие! – толкнул есаула в бок Федор.

– Неча, пустое это … – прозвучало в ответ. Я рад, что сам сын знакомца моего стародавнего, дворянина Евгения Маматова, в гости пожаловал!

Однако, Константин Евгеньевич все-таки низко поклонился старцу. И правильно сделал. Худое и бледное, словно вырезанное из старого хрусталя, лицо деда Елса выразило удовольствие. Не обращая на Федора, который упал перед ним ниц, ни малейшего внимания, величественный старец продолжал: «Знаю, что привело тебя ко мне. Правильно, что отмстил за смерть отца и матушки.»

– Откуда вы про то узнали? – удивлено прошептал Маматов. Едва сутки прошли…

– Прознал я про то, как проклятия на голову твою вдовицы да детишки, отцы да матери убиенных насылать стали, – ответил дед Елс. И страшные же проклятия то были, скажу я тебе!

– Я просто отомстил за смерть моих родителей, – твердо произнес Константин Евгеньевич.

– Ну и правильно! – подойдя вплотную к Маматову, старец дружески схватил его за плечо. Есаулу показалось, что плечо его зажали железные клещи.

– Молодец! – подытожил дед и, обернувшись к все еще лежащему ниц Федору, приказал ему: " Мужик, поднимайся и ступай домой! Да никому не сказывай, куда ходил, с кем и для чего! Понял?»

– Понял, дед Елс, – поднимаясь с земли, кивнул Федор. Прими вот подарок от всей души. С этими словами он с поклоном оставил у ног старца мешок.

– Свининкой решил побаловать старика? – не развязав еще горловину, спросил дед. Ну, хоть я сегодня уже поужинал… – медленно, с какой-то непонятной тягучей злобой, произнес старец. И, бросив косой взгляд на лежавшую возле столба одежду, продолжал: «За подношение благодарствую! Но помни, никому ни слова! Иначе, знаешь сам, что будет…»

– Я всегда слухал тебя, дед Елс! – отбив тринадцать земных поклонов (Маматов непроизвольно их сосчитал), сказал Федор. Все так же кланяясь и пятясь, он покинул поляну и вскоре скрылся из виду.

– Я его даже поблагодарить не успел … – непроизвольно вырвалось у есаула.