Палач. Костер правосудия

Ардуин Венель-младший перешел к последней тетради, где были собраны различные свидетельства, обеспечившие смертный приговор Эванжелине Какет, четырнадцати лет от роду[84].

Молодая служанка Адель Сарпен заявила под присягой, что Эванжелина ненавидела Мюриетту Лафуа. Она свидетельствовала, что много раз слышала, как та жалуется на свою хозяйку, которая будто бы завалила ее тяжелой работой и скупится кормить как следует. Она даже вспоминала, что как-то застала Эванжелину за яростной рубкой кровяной колбасы большим ножом, и при этом та якобы восклицала: «Вот тебе, ослица!» Когда же она спросила, с кем Эванжелина так яростно расправляется, та будто бы ответила: «С этой старой каргой Лафуа».

Далее четким почерком было дописано:

«Подобно двум остальным служанкам, Адель Сарпен не последовала со своим хозяином, когда тот переехал в Ножан-ле-Ротру после своей вторичной женитьбы. Напротив, она вышла замуж за сына богатого маркитанта, некоего Луи Ботетта, что позволяет высказать предположение об имевшемся у нее приданом. Эта семейная пара сейчас живет в Брюнелле».

Ниже торопливым небрежным почерком было приписано: «Чернорабочий Элуа Талон, бывший солдат, поклялся на четырех Евангелиях, положив на них руку, что в момент убийства сопровождал хозяина, который объезжал свои владения. Выехав на рассвете, они вернулись только поздним вечером и застали в доме весь этот ужас». На полях добавлено, без сомнения, рукой заместителя бальи: «Элуа Талон поселился в Сент-Пьер-ла-Брюер вскоре после окончания процесса. Он сделался колбасником. Причем мясную лавку купил еще до переезда. На какие средства?»

Далее продолжались записи со слов свидетелей. Альфонс Фортен, слуга, клятвенно заверял, что слабоумная Эванжелина в утро убийства зашла к нему и попросила на время топорик под тем предлогом, что ей нужно отрубить головы карпам. Он взял с нее обещание как можно быстрее принести его назад, а потом забыл об этом. Арно де Тизан снова вносит уточнение своим прекрасным угловатым почерком: «Фортен выкупил в Дансе ферму средней руки, почти сразу после убийства Мюриетты Лафуа. И опять – на какие деньги?»

Здесь же подчеркивалось, что остальные слуги – три женщины и двое мужчин – в момент убийства были усланы из дома по различным делам. Досадное совпадение или тщательно исполненный план настоящего убийцы? Никто не сказал ни слова относительно четы Лафуа или Эванжелины. Обвиняемую называли только словами «дурочка», «идиотка», слабоумная».

Ардуин припомнил резкий комментарий заместителя бальи. Гарен Лафуа быстро переехал из Мортаня в Ножан-ле-Ротру – всего три месяца спустя после того, как его постигло тяжелое испытание. Благодаря которому он стал наследником всего имущества покойной супруги, чтобы быстренько жениться на очаровательной молоденькой мещаночке из… Мортаня. Имя этой девицы нигде не упоминалось. Возможно, жестокий удар, который уничтожил лицо жертвы убийства, был нанесен рукой соперницы? Можно ли усмотреть в этом ревнивую ярость любовницы, которая ждет своего часа? Тем более что Гарен Лафуа, скорее всего, был знаком с нею, еще не будучи вдовцом.

В противоположность заместителю бальи Арно де Тизану Ардуин сам видел эту парочку – мужа и любовницу, ныне являющихся законными супругами. Интересно, они действовали каждый по отдельности или предварительно сговорившись? Муж заблаговременно удалил из дома всех возможных свидетелей и был уверен, что во всем обвинят дурочку, которая не сможет себя защитить. Он возвращается, убивает жену и щедро оплачивает лжесвидетельство Элуа Талона, который клянется перед Господом, что весь день ни на шаг не отходил от хозяина. Или, может быть, удар нанесла потерявшая терпение любовница…

* * *

Венеля-младшего уже ничего не удивляло из того, что можно отыскать в человеческой душе, – ни лучшее, ни худшее. Он слышал столько исповедей, и большинство были более чем правдивы. Палач был готов в этом поклясться. Чаще всего услышанное переполняло его отвращением, и лишь иногда, сталкиваясь с поистине прекрасными чувствами, ему хотелось упасть на колени и плакать.

Четверть листа в конце последней тетради была исписана легко узнаваемым квадратным почерком заместителя бальи. Бумага в ту эпоху ценилась очень дорого, и чтобы ее сэкономить, письма обрывали сразу же под последней строчкой[85].

Мэтр Высокое Правосудие,