Палач приходит ночью

А вообще теперь я старался отодвигать от себя подальше всякие душевно-любовные терзания. Иногда заглядывался на девчонок, а они — на меня, но позволить себе крутить с ними шашни не мог. Да и после неудач на сердечном фронте стал слишком критично относиться к своей внешности. Явно же не герой-любовник из кинофильмов, вкус к которым мы прочувствовали, когда кинотеатр в Вяльцах стал доступен обычному человеку. Не вышел я ростом, был весь квадратно-приземистый, как тяжелый трактор. И стеснялся своих широченных, мозолистых, будто сделанных из чугуна ладоней. С детства на кузнице отцу помогал, вот такие руки-тиски и заработал. Хотя и плюсы были — хватка такая, что никто не вырвется. И кулак увесистый, что им, наверное, быка смог бы опрокинуть, хотя не пробовал — ничего мне плохого те самые быки не сделали. А вот те, кто сделали, от могучего удара сразу в землю пикировали. Но все равно я мечтал об ухоженных руках с музыкальными пальцами. Не дано!

В общем, куда такому с девчонками, небесными созданиями, накоротке общаться! Кроме того, рядом со мной не просто девчонки. Рядом — товарищи по комсомолу. И задача у нас общая и важная — строить новую жизнь.

Перемены можно воспринимать с радостью или с печалью. Но они всегда тревожны. Особенно такие грандиозные, когда меняются весь многовековой уклад, государственные и экономические основы. Когда приходит другая власть.

Кто-то от перемен отгораживается, ностальгируя по прошлому. Кто-то идет радостно им навстречу в уверенности, что все будет только лучше. Особенно приятно шагать вперед, когда молодая кровь бурлит в жилах, когда у тебя несгибаемая уверенность в счастливом будущем и стремление сбросить проржавелые оковы прошлого. И еще — когда ты комсомолец в социалистической стране и все дороги для тебя открыты.

Воссоединение наших земель с СССР, конечно, было делом непростым и полным самых разных эксцессов. И новая власть достаточно умело действовала кнутом и пряником.

Перво‐наперво мелким гребешком прошлись по представителям польской администрации, военным, полицейским. Кого выселили в дальние заснеженные края, кого простили, а тех, кто запятнал себя преступлениями против народа или планировал вооруженную борьбу, — с теми по всей строгости.

Однако если с поляками эксцессы были единичными, то украинские националистические движения ринулись в бой с «москальскими оккупантами» со всей своей дури. Понятное дело, что подбивали их на это немцы. С оккупированной фашистами Польши шли и шли диверсанты, целые националистические отряды. И во всей красе проявляли свою звериную сущность.

Появлялись листовки, зовущие народ на бунт и призывающие сжигать сельсоветы и колхозы. Но народ сжигать ничего не спешил, поэтому националистические террористические группы занимались этим сами. Притом с потрясающим воображение зверством. Отрубить головы председателю колхоза и его семье, развесить их на штакетнике, как в сказках про Бабу Ягу, — это было в порядке вещей.

Советскую власть украинские националисты ненавидели люто. Ну и советская власть платила им той же монетой: арестовывала, ставила к стенке, выселяла. А из-за границы приходили новые бандотряды. И они готовы были резать каждого несогласного. Мечта о Великой Галиции перед ними сияла недостижимым мертвенным светом. И уже шептались они о намеченном всеобщем восстании, которое должно затронуть не только Украину, но и некоторые южные российские области.

Бандналеты в Полесье стали не редкостью. Их было куда больше, чем при поляках: националисты просто закусили удила. Хотя именно в нашей местности все было относительно спокойно.

Да и власти не сильно донимали народ. Лишь поначалу почистили окрестности от старых польских начальников и помещиков. Выселили богатеев и кулаков, которых и так все ненавидели. В том числе выдворили отца моего школьного врага и антагониста Купчика с семьей.

Некоторые высланные через год вернулись назад. А часть из них вступила в колхоз «Родная Украина».

Как простой народ относился к новой власти? Ну, как обычно — настороженно и с недоверием. Вообще, у местных к любой власти отношение фатальное. Она издавна считалась наказанием от Бога. От нее надлежало держаться подальше. Бить поклоны. И всегда держать за спиной вилы, чтобы воткнуть их ей при необходимости в спину. Потому как на Западной Украине власть всегда была чужая. Эту несчастную землю испокон веков делили между собой большие державы.

Особенно волновал местных крестьян вопрос колхозов. Одним из главных козырей пропаганды против Советов в Польше было: «Вот если коммунисты придут, то всех в колхоз загонят. Станете даже не в крепостных, а в рабах у Сталина. Даже бабы общие будут». И действовало.

Страх, однако, быстро развеялся. Под угрозой револьвера никто в коллективные хозяйства никого не загонял. И шли в них не особо активно — к началу войны записалось не больше четверти наших селян.