Палач приходит ночью

— Какая незалежность, Юлиан? Зачем тебе нищая страна с нищим народом? А ведь он будет нищим, ты же понимаешь. Только советская власть даст народу в перспективе сытую и достойную жизнь. Пока все у нас не так хорошо. Но все будет.

— Нам все не нужно. Нам достаточно малого, — упорно долдонил Сотник. — Но только своего.

— Ты мелкий собственник. А это уже прошедшая эпоха. Как питекантропы вымерли, так и собственник вымрет. «Исторический процесс» называется. Почитал бы, что ли, того же Маркса.

— Да тьфу на тебя с твоим бородатым! И поглядим еще, что вы построите. Тогда и подумаем. А пока у вас свой сарай. У нас — свой, галичанский.

— У нас дворец строится.

— И на здоровье. Только подальше от нашего сарая стройте. Так нет, вы все влезть на наш участок норовите. Только не удержите нас. Не удержите!

— Не желаешь ты добра своему народу, Юлиан.

— Не желаю.

— Тогда что желаешь?

— Желаю ему свободы. А добро после само придет… Или не придет…

Отец не сдал Сотника в НКВД за крамольные речи и настроения и по этому поводу мучился. Как коммунист — обязан был уведомить компетентных товарищей, а как человек… Как человек он отлично помнил, кто меня выручил в каземате.

Однажды Сотник исчез с концами. И куда он делся — нам долго не было известно. А потом узнали такое! Но об этом позже…

Глава десятая

Стоял июнь 1940 года. Работа в мастерских кипела. Техники поступало много: трактора, комбайны с Харьковского и Челябинского тракторных заводов, грузовики. Колхозы укреплялись. МТС расширялась теперь за счет местных кадров. Жизнь налаживалась.

Я, весь в машинном масле и мазуте, пытался справиться с ходовой частью трактора-«харьковчанина». Тут и окликнул меня наш мастер Сашка Калюжный как-то озадаченно и виновато:

— Вань. Тут тебя зовут.

У кирпичного здания конторки прохаживался невысокий, суровый мужчина в гимнастерке без знаков различия. Сердце екнуло. Вроде и не чувствую за собой никакой вины, а все равно визит уполномоченного НКВД напрягает, так что невольно начинаешь перебирать в уме свои прегрешения, не находя таковых. Хотя времена такие — сам порой не знаешь, что у тебя за грехи накопились.

Уполномоченный Логачев пожал мне крепко руку, отвел в сторону, где не так мешало разговору вечное наше лязганье металла о металл. И вытащил пачку папирос «Крестьянка»:

— Кури, Ваня. Не стесняйся.

— Наше вам спасибо. — Я потянул из пачки папиросу.

Смолил я по-черному, в основном самосад, и от доброй папиросы никогда не отказывался. Тем более она означала, что разговор будет дружеский.

— Ты, говорят, места вокруг Седой Балки хорошо знаешь, — закинул удочку уполномоченный.

— Так там хутор Роднянских был. После освобождения Украины хозяева оттуда съехали. Он сейчас пустой стоит. Хотя дальняя родня их за ним иногда присматривает.

— Присматривает, говоришь. А проведешь туда? Чтобы осторожно и незаметно.

— Смогу, — кивнул я. — А что стряслось?

— Знаешь, враги народа по укромным щелям любят забиваться. А мы любим их оттуда выковыривать, — пояснил он.

Стало немного понятнее: там намечается какая-то вражья сходка.

Мы договорились о месте и времени встречи. Естественно, Логачев меня накачал никому ничего не говорить, даже малейшим намеком. И я стал ждать вечера с таким нетерпением, что привычная до автоматизма работа валилась из рук.

Мне предстояло серьезное приключение. Возможно, опасное. Но опасности меня по молодости лет только бодрили и толкали вперед, к черту в пасть.

На условленном месте, у небольшого пруда в лесочке, я был секунда в секунду. Солнце уже клонилось к закату.

На месте меня уже ждали Логачев и невысокий, широкий в кости военный командир с двумя шпалами в петлицах и в фуражке с околышком василькового цвета — майор войск НКВД. Судя по всему, каша заваривалась густая.

Я сжато и четко объяснил, куда и как нам лучше выдвигаться. Командир удовлетворенно кивнул:

— Хорошо докладываешь. Добрый боец будешь.

Я гордо расправил плечи.

— Ну пошли, — кивнул майор. — Как буза начнется, вперед батьки в пекло не лезь. Держись позади. Ты человек гражданский и невооруженный. За тебя с нас голову снимут. Доходчиво объяснил?

— Уже доходчивее некуда, — немного обиженно произнес я. Так хотелось в самую гущу боя, а мне — «без сопливых разберемся». Хотя я понимал его правоту.

Это была первая моя чекистско-боевая операция. Эх, знать бы наперед, сколько их, опасных, кровавых, еще будет в моей беспокойной жизни… Но тогда я воспринимал все как чудесное приключение.

Быстро темнело. Выбрав точку наблюдения на пригорочке, я мог видеть, как к хутору осторожно стягиваются сотрудники НКВД.

Местность оцепила цепочка бойцов — их оказалось вполне достаточно для плотного ее перекрытия. Вперед выдвинулась группа захвата под руководством огромного старшины.

Двое бойцов без шума, криков и пыли умело скрутили худосочного человека, прогуливающегося по участку, — как я понял, это был наблюдатель, и атаку он успешно прозевал. Потом наши ввалились в просторный хуторской дом. Что-то там внутри мельтешило, кто-то кричал.