Палач приходит ночью

В общем, в самый напряженный момент сработала наша закладка. Оглобля отыграл хорошо, если не считать, что грохнул своего друга, — но это мы ему простим.

Потом Звир еще долго возил оперативников по схронам. Сдавал своих пособников. Вдруг оказалось, что он страшно хочет жить.

Как-то свиделись мы с ним в кабинете Розова. Злоба у бандита, конечно, осталась. Но ушла куда-то глубоко внутрь, прикрывшись маской равнодушия.

И я задал ему вопрос, который мучил меня давно:

— Звир, вот скажи как на духу — ведь дело уже прошлое, кроме нас, никому не интересное. Ты лично своего родного командира и наставника Сотника застрелил?

— Я застрелил, — довольно улыбнулся Звир. — Мешал он нам. Дурак был. Не понял, кому служить надо.

— А ты понял? И немцам, и Бандере!

— Украине.

— Понятно. Свободе.

— Свободе? Мне не свобода нужна. Мне нужно, чтобы вас, поганцев, на моей земле не было. Чтобы всех закопать. Всех извести. Сжечь. Похоронить и солью засыпать. Я вас ненавижу всех: красноперых, поляков, жидов. Если вас больше закопаю, вот оно мне, счастье.

Ненависть — ключевое слово. Его фетиш и бог. Этот лишенный каких-то своих оригинальных мыслей, косноязычный, примитивный, до безумия упрямый и до сумасшествия властолюбивый человек, по большому счету полнейшее ничтожество, именно благодаря этой самой ненависти стал лидером самой отпетой бандеровской ватаги. Именно эта всепоглощающая, рвущая его изнутри ненависть затягивала в свою воронку всех, кто находился рядом.

— Говорливый ты стал, — сказал я.

— Жизнь заставила.

— Да, жизнь рассудила правильно. Ты в наших руках. Нет теперь твоей банды. И Бандеры твоего скоро не будет.

— Пока хоть один хлопец останется с Галицией в сердце, так и Галиция жива будет…

Через месяц, когда мы немножко ослабили хватку, на выезде к очередному добровольно сданному тайнику Звир решился на побег. И был остановлен пулей в спину.

Ранение оказалось тяжелым. Помер он в госпитале, шепча проклятия и москалям, и украинцам, и всему человеческому роду.

А мне стало куда спокойнее на душе. Неправильно было, что мы с ним ходили по одной земле.

Справедливость восторжествовала. Нет теперь ни Звира, ни его цербера Купчика. Отомщена и Арина, и многие другие — убитые и замученные.

Но война не закончилась. Она трансформировалась. Шла по новым правилам. Хотя и не менее жестокая.

И мой бой продолжался…