Палач приходит ночью

После чего резня пошла массовая. И во многих местах по жестокости была даже похлеще, чем виденная мной расправа в Новой Воле.

Немцы на резню особенно не реагировали. Наверное, даже радовались — это же счастье, когда славяне славян режут. Меньше останется бузотеров. Тем более польские села считались пособниками партизан. Немцы сами мараться не хотели. А националисты замараться были не против — по самую макушку. Да еще с удовольствием похрюкивать, выплевывая человечью кровь.

Когда резня достигла пика, немцы стали лениво шевелиться. Вывезли часть поляков в города или переселили. Часть взяли служить в полицаи. Потом эти полицаи к нам перебегали и воевали, надо отметить, отчаянно, вымещая все обиды.

Где могли, мы поляков спасали. Но сил достаточных на это не было. Да и задачи стояли совершенно другие, за которые спрашивали с Большой земли.

А между тем «Республика» Сотника продолжала свое существование. Крепилась обороноспособность. Была организована школа танкистов — и как такое в голову взбрело?! Где танки, а где эта «Республика».

Жизнь и быт налаживались. В Вяльцах запустили электростанцию, центр города освещать начали. Открылся небольшой драмтеатр, а также кинотеатр «Запорожская сечь». Его хозяева где-то разжились двумя немецкими кинолентами, которые крутили каждый вечер, и при этом зал был постоянно полон.

В общем, жизнь была похожа на настоящую. Но настоящей не была — так, скорлупка в океане событий, шатающих земную ось.

В польской резне Сотник принимать участие отказался категорически, пригрозив страшными карами своим подчиненным, если те вдруг по глупости своей решат резать мирное население. Хотя и на антипольские проповеди Стрельбицкого не реагировал — ну, трепется в своем храме, так и пускай. В «Республике» приютили несколько беглых польских семей, мол, присягайте нам на верность, и будет вам безопасность со счастьем в комплекте.

Немцы упорно продолжали не замечать эти фокусы. Все это выглядело удивительно. И было понятно, что идиллия не продлится долго.

На что рассчитывал сам Сотник, демонстративно наплевав и на немцев, и на бандеровцев, — непонятно. Отказала ему его хваленая осторожность. Победили лихое отчаянье и беспредельное самомнение. А это недостатки при нашем роде деятельности смертельно опасные. Так что он был приговорен в любом случае. Вопрос лишь, сколько продержится.

Однажды вызвал меня командир и спросил:

— Слышал новости о Сотнике?

— Нет, — покачал я головой.

— Подстрелили его. Насмерть.

Ну вот и доигрался, старый националист. Хоть и враг, но все же не чужой человек. И сдавила мою грудь жалость и зеленая тоска.

— Кто его? — сипло спросил я.

— Неизвестно. Погиб прямо в городе. Что там дальше будет — одному черту известно. Так что давай-ка туда выдвигайся. Разберись в обстановке на месте. И прикинь, чем это для нас чревато.

— Есть, — по военному четко ответил я…

Глава двенадцатая

Шел я по утопающим в зелени улицам Вяльцев, на этот раз неустанно озираясь и всячески таясь. При Сотнике все двери мне там были открыты. Сейчас обстановка изменилась. И не в лучшую сторону.

Соблюдая все предосторожности, я добрался до дома нашего добровольного помощника. Этот человек был не только информирован обо всем, творящемся в окрестностях, но и, что не менее важно, готов был информировать нас. Он и рассказал, что случилось с Сотником.

В центре Вяльцев, в бывшем здании библиотеки, располагался штаб «Освободительного войска». В последнее время он больше походил на трактир, потому что его постоянно сотрясали гулянки и пьянки. Оно и не удивительно. Сотник, по большому счету не понимавший, что ему делать дальше с его «Республикой», решил просто расслабиться и получать от жизни удовольствие.

В этом штабе его и подстрелили. Наследники его дела официально объявили, что виноваты красные партизаны. Именно они пальнули в окно и не промахнулись по объемной фигуре жертвы, представлявшей прекрасную мишень. Только вот я место это отлично знал. И пальнуть там с улицы просто не могли. Очень похоже было, что вся стрельба шла внутри помещения. Следовательно, что? Стреляли свои!

На троне воцарился Звир. И первое, что он сделал, — послал гонцов в местный провод ОУН с благой вестью: «Освободительная армия» отныне подчиняется командованию УПА. Конечно, при условии сохранения на своих местах старого командования.

Понятное дело, ответ был получен положительный. Притом с такой скоростью, которая навевала подозрения: а не заранее ли это спланировано? Отныне новое подразделение УПА именовалось «Отряд Корни», а Звиру даже присвоили какое-то звание.

В благодарность за это Звир отрядил вооруженную группу для участия в расширяющейся «деполонизации». Теперь «Корни» азартно жгли польские деревни и села. Скоро должны вернуться с победой и награбленным добром.

Новости были хуже некуда. Вместо лояльного Сотника мы получили под боком многочисленное вооруженное подразделение УПА. И, зная Звира, нетрудно предположить, что кровью он не насытится никогда — все ему будет мало.