Палачи

переходя от одной воронки к другой, образуя водопады ярко-оранжевого цвета. У основания медленно вращалось огромное литейное колесо, окруженное по краям светящимися оранжевыми квадратами расплавленной меди, которые стекали в формы с железных направляющих. Некоторые из больших медных литейных форм после охлаждения можно было бы очистить и переплавить для использования различными способами.

Я начал мчаться по внешнему периметру правой стороны огромного литейного колеса, когда в поле зрения появился высокий человек с твердым лицом, бегущий под углом, чтобы заблокировать меня. Он повернулся ко мне лицом, когда я подошел к нему. Он замахнулся на меня, но я решил, что это будет его первый ход, и нырнул низко, поймав его коленями. Я поднял его и подбросил, как шотландец бросает кабер. Он выгнулся в воздухе и приземлился в одну из форм расплавленной меди. Его крик, казалось, сотряс самые стены, ужасная песнь смерти. Он ни разу не засмеялся, и я продолжил бегать по внешнему краю огромного железного колеса.

Двое других, конечно, слышали и знали, что произошло, поэтому, когда я увидел дверь, ведущую в другую часть нефтеперерабатывающего завода, я побежал к ней. Я увидел их появление в тот момент, когда я исчез за дверью, и услышал их шаги, преследующие меня. Я оказался в узком проходе, полном больших труб и каналов, и помчался к выходу в дальнем конце. В узком проходе эхом разнесся выстрел, отражающийся от труб и труб. Я ударился об пол и выкатился через выходную дверь, восстанавливая ноги в том, что, казалось, было большим складом для материала. Я видел тонкие листы меди, тяжелые прутки и толстые плиты, когда пробегал мимо них. В помещении было почти темно, одна или две одинокие лампочки высоко в потолке отбрасывали тусклый свет. Я увидел еще один дверной проем и пробежал через него, чтобы оказаться в комнате, один конец которой был заполнен огромными деревянными катушками с тяжелой медной проволокой, каждая катушка была восьми футов высотой. Катушки удерживались деревянными подушками под передними краями их первого ряда. Я побежал вперед и втиснулся в темноту промежутков между огромными катушками. Упав на колени, я уперся руками в пол и, когда двое мужчин вошли в комнату, я сильно ударил по подушке, удерживающей катушку справа от меня, а затем - по левой. Деревянные подушки, выбитые вбок, высвободили гигантские катушки, и они начали катиться, мгновенно набирая обороты. Еще один удар выпустил первую из трех гигантских катушек с медной проволокой слева.

Я повернулся и увидел, как двое мужчин отчаянно пытаются увернуться от огромных катушек, катящихся по ним с поразительной скоростью. Они были слишком заняты уклонением, стараясь не быть раздавленными насмерть, чтобы обращать на меня внимание. Я вытащил Вильгельмину из кармана, оперся на одно колено и прицелился по уклоняющимся фигурам. Мне нужно было позаботиться только об одном. Я поймал его точным выстрелом, когда он остановился между двумя катушками. Его друг, пораженный выстрелом, обернулся посмотреть, что случилось. Одна из катушек ударила его, сбив с ног и наехав на него тысячью фунтов сокрушительного, убивающего веса. Он не кричал. От него вырвался лишь низкий, задыхающийся вздох.

Я увидел табличку с надписью EXIT. Это было над стальным огнем. Я вышел на прохладный ночной воздух. Несколько ночных рабочих уже вызвали копов, и когда я двинулся прочь, я услышал приближающийся звук сирен.

Мне повезло, и я знал это. Я также начал ценить кодовое название «Палач». Хорошо. Я не собирался быть жертвой.

Я нашел себе небольшой паб, который только что закрывался, и спросил, как пройти. Оказалось, что я находился на приличном расстоянии от нового пригородного поселка, и в то время было чертовски трудно найти транспорт. Я налег на старейшую известную транспортную систему человека - его собственные ноги - и двинулся в путь, задавая устойчивый, непростой темп. Но у меня все еще было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что произошло. Я возвращался к дому Джона Доуси, но у меня было сильное чувство, что он не будет со мной разговаривать. Трое мужчин не ждали моего появления, когда я к ним подошел. Они не знали, что я приду.

К тому времени, как я добрался до пригородной застройки, я пустился рысью. В доме Доуси, все еще черном как смоль, я подошел к задней двери. Она была открыта, и я вошел, включив свет на кухне. Дом был пуст или казался пустым. Я знал лучше.

Я начал рыться в чуланах и дошел до чулана в холле, когда нашел то, что думал. Покойный Джон Доуси, недавно служивший в танковом корпусе австралийской армии, упал на меня, когда я открыл дверь. Он был аккуратно подрезан, и его глаза смотрели на меня обвиняюще, как будто, если бы не я, он все еще был бы жив и здоров. Я признал, что в этом он, наверное, был прав. Кем бы они ни были, они позаботились о том, чтобы я ничего не вытащил из Джона Доуси. Мертвецы не разговаривают, как кто-то давно выяснил

много лет тому назад.