Палачи и герои

Эх, пехота, ты пехота,

Соль земли – окопчик в рост,

Не гадаешь, за кого там

Поминальный выпьют тост.

Эх, пехота, ты пехота,

Обогретая костром,

Чтоб не сдаться в плен легко так,

Оставляй один патрон…

Эх, пехота, ты пехота,

Не ропща, свой крест неси.

Велика твоя забота –

Оберег святой Руси!..

Приходили и уходили новые пациенты. Иван видел искалеченных людей. Летчиков, танкистов. Обожженных, без рук и ног. Некоторых накрыло в первом бою. Другие с сорок первого года сражались без перерыва, как и он сам.

Сдружился он со многими. Но самые близкие отношения сложились с тем самым немного циничным и язвительным майором-летчиком. Была в том врожденная колкая мудрость.

Утром 5 июля медицинская комиссия под предводительством пожилого, усталого главврача с добрыми, все понимающими глазами выдала заключение:

– Годен к дальнейшему прохождению службы без ограничений.

Настала пора прощаться. В закутке, оставшись наедине, Иван обнимал Настю, не в силах разжать руки. Потом отстранился и сквозь силу произнес:

– Я буду тебя ждать. Ну а ты… Ты – как получится. Неволить не буду…

– Ну дурак ты, дурак, Ванюша. – Она прижалась к нему. – Я буду тебе верна до смерти. До моей, конечно.

– На войне всякое бывает… Если что… Не надо. Не губи себя…

Она упрямо встряхнула головой:

– Я буду ждать тебя всегда…

Получив обмундирование и документы, он отправился прощаться с товарищами. Сосед-летчик присвистнул, увидев на гимнастерке старлея ордена Ленина, Красной Звезды и Красного Знамени, а также медали «За отвагу».

– К авиации наградные отделы щедрее, – сказал он. – Нас орденами балуют. А чтобы в пехоте столько заработать, сильно надо повоевать.

Иван смутился. Все-таки тщеславие – непреодолимое чувство, особенно когда идет в ногу с молодостью. Ведь хотел показать – вот он какой я, завидуйте. И перед кем красуется – перед фронтовиками, многие из которых сделали поболее, чем он. Распушился, как павлин. Стыдно! Он пообещал себе больше не бахвалиться. Ни к чему это.

– Да. – Он немного покраснел. – Наградное дело – оно такое. Мало что-то сделать, надо еще и начальству вовремя на глаза попасться.

– Значит, умеешь попасться, – хмыкнул летчик. – А вообще награды дают за победы. Хоть чудеса героизма прояви, но нет победы, нет и героя. Но ты молодец. – Летчик пожал ему руку и крепко обнял.

Ивану показалось, что в глазах летчика блеснули слезы. Ему тоже было грустно. Но его ждала война. Он принадлежал ей до самой последней клеточки своего тела и разума.

В тот же вечер на шумном, наполненном самым разношерстным людом вокзале старший лейтенант Вильковский сидел на скамейке, просматривая выданные ему железнодорожным комендантом вместе с литерой газеты. В «Красной звезде» на первой полосе увидел фотографию своего товарища по госпиталю майора-летчика, снятого рядом со своим штурмовиком Ил-2. На груди бравого летуна сияла звезда Героя. Из статьи следовало, что это один из лучших асов, гроза немецких танков. А Ивану вспомнился тот бой под Сталинградом. Может, в кабине одного из Илов, спасших тогда погибающую роту, был и майор. И на душе потеплело.

Иван получил направление не в родную часть, а в штаб войск НКВД в Москве.

Саму столицу он раньше толком не видел, не считая далекой окраины из деревянных бараков, где в сорок первом пару дней стоял его полк. Теперь же город поразил его масштабами. Даже измученный войной, он был величественен и прекрасен.

Иван всем своим существом впитывал виды Кремля, Москвы-реки, величественных новых проспектов, старинных узких улочек. Здесь текла почти гражданская жизнь. Все еще витали аэростаты заграждения, действовал комендантский час, и время от времени ревела воздушная тревога. Но ходили рейсовые автобусы, и работало метро. Были открыты рестораны, где кормили без карточек, правда, за немалые деньги. Ездили машины-такси. Проводились массовые спортмероприятия. На улицах было много гражданских. Хотя привычный топот марширующих колонн слышался отовсюду.

Иван забрел в Центральный парк культуры и отдыха имени Горького. Его удивила огромная карта мира, рядом с которой находился лектор общества «Знание». Около него толпились люди, и он бойко отвечал на вопросы о международном положении – в основном людей интересовало, когда будет открыт второй фронт.

В Главкомате внутренних войск Ивана в тесном кабинете с высоким потолком ждал полковник с лицом, рассеченным глубоким шрамом. Беседа заняла около получаса. Особенно полковника интересовали подвиги его собеседника на ниве разведки. В конце он сказал:

– Работа нам большая предстоит. Не думайте, что нам легко. И в тылах воюют. И в города войска НКВД в числе первых заходят. Так что не переживайте.

– Переживания – это для дам. Меня одно заботит – где я буду полезнее Родине.

– У нас, товарищ старший лейтенант. Это вы скоро поймете…

Дальше его путь лежал в провинциальный город Калач. Тот раскинулся на Дону в Воронежской области, и на его улицы не ступала нога оккупанта.