Палачка

— Один русский, — сказал Доктор, — неплохой писатель и даже нобелевский лауреат, но столь воинствующий противник смертной казни, что я со злости даже забыл его фамилию, тем не менее произнес фразу, которая в наши дни должна стать основным правилом любой власти: „Прежде нас истязали раскаленным железом, сегодня, — цитировал Доктор, при этом словно выжигая слова в воздухе концом зажженной сигары, — холодной монетой“. Если поколение отцов выполняло роль железной метлы, кто по убеждению, а кто со страха — не будешь мести, тебя самого выметут, — то и поколение сыновей и дочерей, которое в силу ряда причин ни во что не верит и ничего не боится, тоже будет ее выполнять. Но уже за зарплату повыше и налоги пониже, за то, что квартира — побольше, а хлопот с устройством детей в институт — поменьше и так далее. Главное, что, несмотря на всю эту демократизацию и либерализацию, руководители государства предусмотрительно оставили за собой (до поры до времени и не привлекая к этому внимания взбудораженной общественности) надежный тыл, и этот тыл — не что иное, как, — усмехнулся Доктор, — виселица. Впрочем, не буду утомлять вас лекциями, тем более что после длительного перерыва в нашем распоряжении появились две уникальные ленты (значит, конвейер вновь работает!), которые вас, как специалистов, несомненно, — добавил Доктор, щелкнув пальцами — обычный знак киномеханику, чтобы тот начинал, — заинтересуют.

В темноте загудел моторчик, занавес отъехал в сторону, открывая экран, из проекционной кабины ударил луч света. Влк испытывал приятное возбуждение, к тому же виски уже начало действовать на нервные центры, и он почувствовал, как разочарованность последних месяцев уступает место неясным надеждам. В этом зале они просмотрели уже не один PF — сокращение, используемое многими европейцами в новогодних открытках вместо длинного „pour feliciter",[21] обозначало для них „the penologic films“ — фильмы о казнях. Имевший доступ к архивам Доктор демонстрировал своим друзьям все, что могло пригодиться им в практике или обогатить теоретические познания. Ленты были весьма неравноценными с точки зрения как операторской работы, так и самого предмета, которому они были посвящены. За камерой стояли в основном любители, к тому же производившие съемку тайно — из портфеля или через пуговичную петлю, так что кадры часто были слишком темными или слишком светлыми, нерезкими и, естественно, немыми. Старый китайский или японский фильм, где обнаженный по пояс человек с косичкой ловко рубит головы каким-то воинам или кули, которых ему, словно бревна, подкладывают на деревянные козлы, был снят вообще рапидом, и люди в кадре двигались с такой скоростью, что, желая поразвлечься, они прокручивали его несколько раз, как комедию.

Понятно, куда более грустно было видеть любителей и перед камерой. Разве можно забыть кадры из Конго, на которых какой-то растяпа отрезает головы своим землякам с недопустимой небрежностью, да еще вдобавок щербатой пилой, совершенно не заботясь о внешнем виде подручных палача; в тот момент Влк понял, что и в этой сфере развивающимся странам необходима помощь. Так что, несмотря на неодинаковый уровень лент, такие просмотры были чрезвычайно полезны. Они восхищались чистой, точной, пожалуй, даже слишком педантичной работой коллег-союзников в лентах с пометкой TS/NT (Top secret — Nuremberg trial[22]); им, например, понадобился изрядный глоток, чтобы запить „творчество“ анонимного халтурщика по ту сторону Пиренеев: с глупой улыбкой стоя за спиной своего клиента, вдобавок обнаженного, он, желая подольше покрасоваться перед камерой, закручивал винт гарроты по миллиметрам, отчего у клиента язык болтался уже на самом животе, словно галстук. Они были свидетелями вызвавшей весьма широкий резонанс электрокуции Эллис Феррис, которая продержалась до 25 000 вольт, после чего внезапно превратилась в негритянку, и знаменитую публичную странгуляцию немецкого приматора Праги Пфицнера, во время которой тысячи чехов сажали на плечи детей, чтобы те своими глазами могли видеть возрождение гуманизма. И сейчас Влк с Шимсой с интересом ждали, чем удивит их покровитель на этот раз.

На экране появилась заставка DIE DEUTSCHE WOCHENSCHAU.[23]

— Это, — сказал Доктор, и в его голосе слышалась гордость первооткрывателя, — немая копия, что неуменьшает ее огромной ценности. Вероятно, оригинал сопровождается комментарием имперского интенданта по делам кинематографии рейха Ганса Хинкеля, который распорядился о съемках этой ленты по приказу самого фюрера.

Титры сменились изображением столика, на котором стояли бутылка коньяка и несколько бокалов.

— Время действия, — продолжал Доктор, и в его голосе слышалось оживление страстного рассказчика, — август 1944 года, место действия — на первый взгляд, кабинет в уютном баре или, — продолжал Доктор, когда вместо столика на экране появился потолочный рельс с передвижными крюками, — участок цеха на мясокомбинате, на самом же деле — центральная Точка берлинской тюрьмы Плетцензее.