Паладин

— Ты не убил ее, Далиль, — резко произнес Мартин, вновь приблизившись к клетке. — Она жива, и я сделаю все, чтобы она излечилась. А вот ты завтра умрешь, несчастный пожиратель гашиша. Тебя казнят, как обычно убивают неудачливых фидаи — посадят на кол. Умирать ты будешь долго и мучительно, под глумливые выкрики толпы. И никакая власть Синана не избавит тебя от страдания, а после смерти твоя душа не попадет в обещанный рай с гуриями, ибо ты так и не выполнил возложенное на тебя имамом поручение.

— Ненавижу тебя! — вдруг закричал Далиль. Он протянул руки сквозь перекладины клетки и едва не схватил Мартина, но тот вовремя увернулся. Тогда Далиль начал биться о клетку, кричать, дико завывать.

Охранники всполошились и, подскочив, стали древками копий избивать пленника, но он только еще больше вопил, на его губах выступила пена.

Мартин ушел. В глубине души ему стало стыдно, что он издевался над приговоренным к смерти. Он не ожидал, что Далиль так взбесится от его слов, ведь было известно, что люди Старца Горы легко претерпевают мучения и им не страшны никакие пытки. Далиль же, некогда сам прошедший выучку в Масиафе, похоже, был далеко не из таких смельчаков. Или это Мартин так задел его? На душе стало еще более скверно. Казалось, даже солнце светит тускло, настолько мрак заполонил его душу.

Джоанна по-прежнему спала — бледная, тихая, недвижимая. Вход в ее комнату охранял уже очнувшийся Эйрик, а Иосифа нигде не было видно.

— Он пошел навестить своих единоверцев в Вифлееме, — пояснил Эйрик. — Наш Иосиф надеется, что местные иудеи не ведают о его ссоре с Ашером бен Соломоном и не откажутся ему помочь. Все же нам надо уезжать отсюда. В Иерусалиме есть ученые хакимы, к которым следует отвезти Джоанну. Иосиф говорил, что близ водосборника Бифезды, в бывшей церкви Святой Анны, мусульмане открыли медресе, где обучают врачеванию. Да и госпитальеры там остались, а они толковые врачи, что ни говори.

Мартина заинтересовало известие о госпитальерах. Он знал, что даже Саладин с уважением относится к братьям ордена Святого Иоанна, которые не являются воинами, а занимаются только врачеванием. Когда Иерусалим еще не был отвоеван у крестоносцев, султан инкогнито побывал в госпитале этого ордена и был принят там как обычный паломник, его обхаживали и лечили так, что он проникся симпатией к братьям-лекарям. Поэтому после отвоевания города Саладин позволил некоторым госпитальерам остаться в Святом Граде, и среди них наверняка имеются священники.

После паузы Мартин сказал:

— Среди госпитальеров есть христианские служители, мне надо отвезти к ним Джоанну. Она попросила меня об этом, желая исповедоваться перед смертью.

— Э, вот о чем ты думаешь, парень! — Эйрик хлопнул поникшего приятеля по плечу. — Не смей. Наша англичаночка столько вынесла, что выдержит и это. И если мы прибудем в Бифезду к госпитальерам, нам лучше передать ее местным лекарям, нежели святошам. Какой от них толк? Клянусь своей удачей, которая меня никогда не оставляла!

И добавил через время:

— Разве тебе не интересно узнать, что со мной случилось этой ночью?

Мартин заставил себя улыбнуться. Все же Эйрик славный малый, никогда не теряющий надежду на лучшее. Это придает силы. И Мартин даже почувствовал вину, что с таким равнодушием отнесся к проблемам рыжего. Но он не ошибся, сказав, что не будет удивлен, узнав, что и его приятелю пришлось столкнуться с ассасином Далилем.

— Да еще как столкнуться, разрази меня гром! — вскинулся Эйрик. — Неужто я малец наивный, чтобы так легко попасться в ловушку, подстроенную этим старикашкой в вонючих овчинах? И все же этот шакал меня обманул. Думаю, он заметил, что я затаился среди развалин у дороги, поэтому, проезжая мимо, держался как ни в чем не бывало, напевал себе что-то под нос. Он казался таким безобидным, что я вышел к нему и спросил, какого демона он тут шляется. Но дервиш даже не поглядел на меня, поехал себе дальше, все так же напевая. Потом съехал с дороги, погнал своего осла куда-то на холм. Но, видимо, знал, что холм оканчивается обрывом. А вот я-то как раз об этом и не догадывался. Ну, думаю, сейчас догоню да выпытаю у этого старикашки, что ему надо. Старикашки, гм… И как же он вдруг стал быстр и ловок, когда огрел меня своим посохом, да так, что у меня искры из глаз посыпались. А потом вогнал кинжал в бок моего мерина, и тот забился на самом краю обрыва. Клянусь тебе, Мартин, я бы успел соскочить, но второй удар посохом совершенно оглушил меня. И мы рухнули с конем вниз. Если я не сломал себе шею, скатившись с такой высоты, то только потому, что мой смертный час еще не был определен богиней, плетущей нить моей судьбы. Хотя сознания я лишился надолго. Очнулся, когда уже светало… Весь поцарапанный, избитый, места живого нет… Но я поднялся и побрел в сторону Вифлеема. Хорошо еще, что какие-то крестьяне ехали в ту же сторону, подвезли меня на своей арбе. А вам небось и дела не было, что со мной случилось?

Глаза Мартина тускло светились на осунувшемся лице.