— Да нет, все тут привыкли, что я заблужаюсь… заблуживаюсь… Пропадаю, одним словом. — Он улыбнулся как-то очень по-доброму. — Только я никогда не теряюсь иначе, как понарошку: потому что знаю все галереи, и переходы, и гроты с их садами, водопадами и озерами. Я ведь тут у отца.
— Какого? Отца Леонара?
Он чуть недоуменно вскинул на меня свои опаловые глаза, потом кивнул.
— Его тоже. Кардинал-магистр ведь мой опекун.
И добавил:
— Они вышли у тебя красивые и какие надо: только непохожи на маму и Идриса.
Теперь я понял наконец, кто передо мною. Сын Франки! И ведь он ухватил самую суть. Именно их двоих я хотел отобразить в виде святых, но они не дались. Быть может, во время работы я видел слишком многих: Яхью и Мариам на помосте, Даниэля с глазами, полными отблесков «зеленого пламени», и Стагира, как он произнес: «Я хочу отдать тебе свое имя», и мою жену, что чутко спит, поставив ногу на край колыбели. Все они были тут вместе.
— Да, ты сказал верно, — ответил я ему. — Здесь все мужчины и женщины на земле.
Тут я сообразил, что так и не узнал в свое время, как его звать.
— Тебя в честь кого окрестили?
— Опекун назвал Сали, Сальватор. Вообще-то у меня и другие имена есть… Так ты окончил то, что хотел сделать?
— Не вполне. Лоск бы навести, мусор убрать от цоколей…
— Отыскать потайной противовес Саира Однорукого и сделать в куполе световую линзу, — хозяйски продолжил мальчик. — Возвести колоннаду и сложить Лестницу Магистров. Но с этим справятся и подмастерья. А ты мастер. Я прав?
— Да, ты прав. Я мастер.
— Тогда пойдем.
Его нежная детская рука легла поверх моей мозолистой и исцарапанной лапищи, и мы пошли… туда, куда вел меня он».