Палата 6

– Аминазин!

– Булыгину?

– Всем! И себе поставьте пару кубов, – Григорий Олегович резко развернулся и нырнул обратно в кабинет. Игорь едва успел проскользнуть следом.

Решетка на окне. Стол из ДСП, два стула, сейф, шкаф – весь бытовой интерьер. Беспорядок. Морозный сквозняк из распахнутой форточки поигрывал беспорядочно разбросанными по столу документами: принтерными листами с печатями и пожелтевшими рецептурными листами образца 1984 года – Игорь видел такие только в своей детской поликлинике в забытых девяностых. Высокий шкаф без одной дверцы под завязку набит черными папками, на них фамилии и инициалы.

Было зябко, но заведующий, похоже, не замечал гуляющего по кабинету сырого ветра февраля – он то и дело хватался пальцами за ворот рубашки, оттягивал его, будто сжатого в кольцо удава, и суетливо бегал по коридору: бесцельно перебирал пальцами черные корешки, открывал сейф и отрешенно смотрел в его глубину, садился за стол и, подперев рукой подбородок, минуту смотрел сквозь окно, потом снова вскакивал.

Игорь наблюдал за этой суетой, напомнившей ему синдром поиска потерянных в кармане ключей у амфетаминовых наркоманов, только в исполнении человека, который их лечит. Было забавно, однако однообразно и не свежо, поэтому, когда Григорий Олегович в очередной раз уставился в окно в позе мыслителя, Игорь звучно закашлялся, привлекая к себе внимание.

Ноль реакции.

Журналист усмехнулся: ситуация в своем невротическом пафосе казалась отрывком скучной пьесы, написанной пьяным русским драматургом девятнадцатого столетия. «Сейчас должны быть выстрел и немая сцена, – подумал он, – потом занавес». Игорь покачал головой: мол, проходили, знаем – и не спеша подошел к шкафчику с папками. Зацепив кончиками пальцев несколько корешков с верхней полки, он вялым жестом сбросил их на пол. С шелестом страниц и шлепком пластика о линолеум папки картинно раскинулись по кабинету; мелкие бумажки и исписанные каракулями страницы разлетелись во все стороны. Игорь прошел к столу, оставляя грязные отпечатки протекторов на чьих-то биографиях.

Григорий Олегович вздрогнул, отрешенно взглянул на гостя:

– Ах, это вы…

– У нас интервью, помните? – журналист брезгливо присел на деревянный стул напротив.

– Да… вы из той газеты.

– Если вы не готовы, мы можем…

– Нет-нет, что вы, я готов, – Григорий Олегович откинулся на спинку своего стула, глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Когда открыл их, в зрачках появилась осмысленность.

– Итак, вы хотите красочную историю?

Игорь внимательно посмотрел на врача: сейчас перед ним сидел немного уставший, но уверенный в себе человек – от старорусской неврастении не осталось ни следа. Лицо осунулось, но на щеках румянец; мешки под глазами не вызывали ассоциаций ни с чем, кроме недосыпа ответственного служащего. Короткие волосы немного взъерошены, но без маргинальности. Две верхние пуговицы экстравагантной сиреневой рубашки расстегнуты, правая ключица обнажилась, и над ней пульсирует жилка. В хорошей форме. Даже подкачанный. Молодой.

– Хочу всё по делу.

– Будете записывать?

– Если вы не против, – Незнанский достал из кармана официальный диктофон, нажал на кнопку и положил на стол. Загорелся красный индикатор записи. – Ваши комментарии помогут правильно оценить случившееся.

Григорий усмехнулся:

– Растаскиваете последние куски с гниющего трупа?

– Если считать трупом российскую психиатрию, – улыбнулся в ответ Игорь, – то это стоило сделать давно.

– Согласен.

Незнанский, не вставая, пододвинул свой стул к столу заведующего. Звук трения старого дерева о линолеум прорезал тишину.

– Буду с вами откровенным: то, что произошло на территории вашего учреждения, – настоящая находка для журналиста. Общество устало от психопатов-рецидивистов, а мы, честно говоря, устали раздувать их истории, которые либо очень нелепы, либо очень кровавы и только поэтому привлекательны, – Игорь мило улыбнулся. – Да-да, я знаю все ваши психиатрические фразочки, которыми вы защищаете пациентов. Иногда мне кажется, что вы их любите больше, чем обычных людей… Ну так вот, нечасто жертвой становится душевнобольной преступник, да ещё такой жертвой! Я видел видео, последние слова – просто огонь. Настоящий мученик.

– Вы так его воспринимаете? – перебил Григорий Олегович.

– Мы ещё не определились. Пока второсортные газетчики лихорадочно долбят по клавиатуре, мы собираем объективную информацию.

– О чём?

– О личностях. Его, малолеток-наёмников, заказчиков… О вас. Вы с Виктором были близки, ведь так? Имею в виду, что ближе, чем с обычным пациентом. Он проводил много времени в вашем кабинете, вы вели философские беседы…

– Не думаю, что это имеет значение, – опять оборвал Игоря заведующий отделением. – Я говорю о жизни с каждым пациентом, если он того хочет. Или может. Порядок рассуждений помогает выявить формальные расстройства мышления.

– Арбалет мыслил последовательно?

– И да, и нет. В его рассуждениях сквозила некоторая паралогичность, но я бы не сказал, что он серьёзно нарушал законы логики. Скорее, его слова были похожи на абстрактные логические задачи про летающих крокодилов.