Палаццо Форли

— Палаццо Форли?.. как, они уж и про это разведали?.. О, в палаццо Форли я хожу восхищаться чудными картинами и рыться в редких рукописях! я не скрываю, что палаццо Форли занимает меня чрезвычайно и составляет для меня одну из величайших приманок всей Флоренции.

Последние слова были произнесены очень громко.

— Это, может быть, правда, — кто в Италии не влюбляется в картины и не увлекается рукописями? Но одно другому не мешает, напротив, часто способствует! Говорят, в палаццо Форли живая приманка не уступает другим, и маркезина Пиэррина…

— Тс, любезный друг мой, молчите! Вы не знаете о ком говорите… Эта девушка достойна всего вашего и моего уважения! Ни слова более о ней, прошу вас!

— Браво, таинственность, скромность!.. О! для меня больше нет сомнений, это дело серьезное!

— Ах, друг мой, вы меня не хотите понять, оставим этот разговор!

— Нет, это уже слишком!.. вы превосходите все, что можно ожидать от человека глубоко тронутого, вы отвергаете даже участие лучших друзей своих. Где же откровенность и искренность, будто бы сродные вашей нации? Французы обыкновенно не так эти дела понимают! для них женщины…

— Для них женщины делятся на два разряда, на тех, о которых позволено говорить громко всем и каждому, потому что они сами навлекли на себя эту печальную известность, и на таких, о которых француз и думать не посмеет без благоговения. В этом разряде наши матери, наши сестры, наши жены; к нему причисляем мы всех женщин, которые не дали нам права забывать достодолжное к ним почтение… Синьорина Форли для вас, как для всякого благовоспитанного человека, должна быть включена в число этих предметов всеобщего молчания, не только по сану своему и по имени ее предков, но еще и потому, что я вас о том прошу, Бонако!

И проговорив эти слова с приметным неудовольствием, де Монроа пожал руку своего удивленного приятеля.

Добрый малый и хороший товарищ по своим понятиям, синьор Бонако, отставной испанский офицер и зажиточный владелец, путешествовал для своего удовольствия. Веселясь во Флоренции, он показывался в Кашинах на отличном гнедом гунтере и сблизился с Ашилем де Монроа, нашедши в нем необходимого и приятного собеседника и товарища для всех занятий и досугов холостой жизни.

Поняв, что зашел слишком далеко со своими шутками и неосторожно коснулся весьма щекотливого предмета, испанец удивился, что мужчина и притом молодой (Ашилю казалось не более двадцати шести или семи лет) мог не отвечать и не гордиться, когда ему намекали на победу, лестную для его самолюбия; при этом он невольно припомнил многозначительные улыбки и победоносные покручивания усов, которые не раз приходилось ему видеть в подобных случаях и при подобных разговорах. Принявши степенный вид, он переменил разговор, и Ашиль продолжал обращаться с ним дружелюбно и ласково, как будто между ними не бывало никакого недоразумения. Скоро оба приятеля вышли из кофейни и отправились обедать в город.

Но любопытство Бонако было затронуто, и он дал себе слово проникнуть скрываемую от него тайну и разведать — что такое палаццо Форли и что в нем происходит.

Когда они вышли, командор осторожно опустил газету, которою он до сих пор прикрывал свою неблаговидную физиономию, и, вставая, чтоб уйти, подошел к противоположному углу, где несколько запоздалых посетителей кофейни еще окружали двух знаменитых любителей шахматной игры, доигрывавших спорную и очень занимательную партию, и слегка толкнул локтем молодого человека довольно обыкновенной наружности. И тот обернулся было с начатым cospetto на устах, но, узнав толкнувшего, замолчал и последовал за ним. Вышедши из кофейни и проходя площадку и главную аллею, где им попадались навстречу другие прохожие и проезжие, они продолжали оставлять меж собою довольно пространства, так, чтобы командор шел впереди, но, своротив на одну из боковых аллей, совершенно опустелых в этот поздний час, остановился и дал себя догнать. Новое лицо приблизилось.

— Ты слышал, Левио?.. — спросил командор.

— Ничего! — было ответом.

— Ты не слыхал, как испанец приставал к французу с расспросами о маркезине и как тот отговаривался и отшучивался?.. А наш граф, а этот Валорми?.. хорош!.. туда же со своими прибаутками, как будто он и не знает и не ведает о Пиэррине, а сам простить ей не может, что она только посмеялась над его глупым сватовством. Но это еще покуда нам не мешает, напротив!.. Француз, вот за кем надо наблюдать! Он здесь не без цели! либо палаццо, либо маркезина — что-нибудь из этих двух ему нужно! Или он довольно богат и хочет купить галерею и библиотеку, или он влюблен в эту смиренницу-недотрогу и вздумал на ней жениться. Как бы то ни было, он всюду нам помеха!.. Нам нужна осторожность! Держи ухо востро, а я с своей стороны не прозеваю! Да есть ли письма от твоего отца? Что говорит он нового?

— Вчера получил известие через Симеона, одного из наших, приходил к вам, вас не застал, а так как вы запретили оставлять без вас что бы то ни было, и я не оставил вам письма. Известия благоприятны, дела идут хорошо!