Вот как при такой мощной логике следственных органов нормальному человеку не сесть в тюрьму? Любой твой логический довод легко кроется абсурдом, который им рисует оплёванный потолок. В общем и в целом влип я на этот раз капитально. Ещё и адвокатишка попался никчёмный. Он только всё время меня уговаривал, чтобы я сознался. И больше ничего, как я понимаю, не делал. Затем вдруг этот адвокат пропал. Вместо него появился другой – более молодой, но толковый и шустрый. Он быстро довёл дело до суда, понизив мою роль в этом дерзком ограблении до «пособника», предоставившего свою съемную квартиру злоумышленникам. В результате я получил полтора года общего режима. Но так как на момент вынесения приговора полгода отсидки в СИЗО уже было, а это время засчитывается в срок с коэффициентом полтора, мне оставалось провести за стенами с решётками на окнах ровно 9 месяцев. Именно столько времени нужно природе, чтобы превратиться из эмбриона в человека. Не знаю в кого я превратился, но за это время я сильно изменился. Стал более взрослым, что ли, более умным, мужественным, рассудительным. Нет, внешние условия не сломали меня, как человека. Ничего со мной страшного не произошло, никто не пытался меня забить до смерти или изнасиловать. Мне не пришлось, как в стандартном кино, силой, умением и приёмчиками боевых единоборств доказывать своё право на независимость в условиях несвободы. Ничего такого не было. Даже наоборот. С первого дня повелось так, что здесь я стал заменой телевизора. Мои рассказы о дерзких ограблениях банков нашли множество благодарных слушателей. Когда оба рассказа были публично произнесены, а аудитория требовала новых историй, во мне вновь проснулся дар сочинительства. Из меня, как из рога изобилия, пёрло художественное слово. Истории рождались сами собой с подробностями, деталями и реалиями конкретных городов и местностей. Я врал так уверенно, что во многое поверил сам. Поэтому жизнь в застенках текла тихо, без эксцессов и ненужных мне приключений. Я спокойно ждал окончания срока. Ну как, спокойно? Ежедневно я просыпался с мыслями о том, что никогда больше не буду искать встреч с Марусей Климовой. Но ближе к вечеру во мне просыпался второй «я», который изнывал от любви и ревности к Снежку. Ближе к полуночи я уже был готов совершить побег ради того, чтобы просто издалека её увидеть. В этих грандиозных сражениях ума и чувств я засыпал. Ночью мне снились эротические сны, в которых я отдавался душой и телом той, которую к рассвету просто ненавидел. Она смеялась надо мной и устраивала новые пакости, используя меня так, как ей хотелось. Я просыпался, готовый съесть свою последнюю печень, но вновь уговаривал себя, что будучи молодым, целеустремлённым и волевым человеком, смогу прожить оставшуюся жизнь без Снежка. И так продолжалось практически все девять месяцев. За месяц до окончания срока я стал считать, что полностью излечился от любви, что уже не зависим от явно угасших в тюрьме чувств и смогу спокойно вернуться в реальную жизнь. Я благодарил бога за то, что он дал мне силы выжечь калёным железом это сумасшествие, приведшее меня на скамью подсудимых. Эти чувства к бестии, к чертовке, к тайфуну, выдернувшему меня из обыденности, словно хрупкий саженец из прерий, слава богу прошли! Слава богу, что я выздоровел! Слава богу, что во мне нет никакого желания её видеть! Слава богу, что это сумасшествие вновь не повторится.
Накануне дня окончания срока меня вызвал к себе заместитель начальника лагеря, дядька ещё не старый и визуально дружелюбный:
– Что, Федотов, готов на волю?
– Готов, гражданин начальник.
– Ну, ладно, говори нормальным языком. Ты практически уже свободный. Вон и в гражданское даже переоделся, – указал он на мои джинсы и ветровку. – Мы хотим сделать для тебя ещё один подарок.
Я удивился такому обстоятельству:
– Мне? За что?
– За многое. Ты себя беспроблемно вёл, рассказывал народу сказки, то есть вёл часть нашей профилактической и воспитательной работы. Тебя вполне можно было бы представить к УДО, но срок у тебя уж больно маленький, не успели бы документы на условно-досрочное освобождение обернуться.
– И что?
– Ничего. Мы тебя сегодня отпускаем. Можешь взять свои вещички, получить на руки документы и отправляться на КПП. Там предупреждены. Тебя без проблем выпустят.
Это известие насторожило. С чего бы меня отпускать на день раньше? А если узнает кто-нибудь? Руководство за это получит по шапке ой-ой-ой как больно. Ведь, хоть на день, хоть на час раньше срока – это по сути побег. Стоять! А не договорился ли тот следак, что бесполезно так долго со мной возился, с руководством колонии, чтобы подставить Серёжу Федотова на более длительный срок? За побег, наверняка, мне трёшку припаяют. Он, возможно, думает, что я тут же сломаюсь и расскажу, куда спрятал миллионы баксов. Придурки! Я опытный лох. Вернее, не так: дважды лох равен одному очень продуманному человеку. У вас этот номер не пройдёт. Фиг вам!
– Никуда я сегодня не пойду. И не надейтесь.