Пальчики

– То есть, как не пойдёшь? – начальник впал в ступор. – На волю не хочешь? У нас останешься?

– На волю хочу. Но срок у меня заканчивается завтра. Вот завтра я и покину руководимую вами зону.

– Сергей Викторович, вы не поняли. Вы свободны.

– Всё я прекрасно понял. Сказал, что не пойду. Значит, не пойду.

В это время к заму ввалился его начальник. Рожа у него была волевая, надменная и немного циничная. Зам обратился к начальнику:

– Дима, видал контингент пошёл. На волю не хочет идти.

– Как не хочет? Совсем не хочет?

– Насколько я понимаю – не совсем, а только сегодня. Переночую, говорит, и завтра скажу вам «прощай навеки любимая тюрьма».

– Гони его в шею поганой метлой. У нас гостиница что ли?

– Я имею права здесь оставаться до завтра. У меня завтра срок истекает.

– Вадим, если у него завтра срок истекает, зачем ты его сегодня гонишь?

Заместитель сделал выразительную гримасу, потряс руками, вытаращив при этом глаза, и, едва разжав челюсти, выдавил:

– Так надо. Ты же понимаешь.

Я не стал выслушивать их дальнейший диалог. Его слова только подтвердили моё предположение, и я нагло встрял в разговор:

– Я понимаю. Я всё понимаю! Учтите, я буду жаловаться и не надейтесь, что я сегодня выйду на волю. Этого не будет! Я восстание подниму, но зону не покину!

Начальнички открыли рты и выпучили глаза. Восстание ради побега в их послужном списке возможно присутствовало. Но даже если нет, то они о таком прекрасно были наслышаны. Но о восстании ради того, чтобы не покидать зону – это было за пределами их ума-разума.

Не буду приводить дальше дословно этот странный диалог одного отдельно взятого зека с двумя «генералами» колонии. Скажу только, что наши препирательства длились больше часа. В конце концов, пришли два надзирателя, схватили меня, как говорится, за шкварник и выкинули за ворота колонии, бросив вслед мои вещички, сложенные в целлофановый пакет. Я ожидал, что сейчас раздастся многоголосый вой сирен, в небе затарахтят вертолёты, пыль обозначит одновременно съезжающие с двадцати сторон полицейские машины. Меня схватят и обвинят в побеге. Я даже сжался в комок, сидя на коленях и уставившись взглядом в снег. Но было тихо. Через пять минут безрезультатного ожидания я протянул руку, взял пакет и проверил его содержимое. Всё было на месте: нехитрый скарб и документы. Даже сданные на склад смартфон и кошелёк спокойно лежали на дне пакета. В кошельке красиво и деловито хрустели купюры, которые были у меня при аресте. Чудеса, да и только. Что-то здесь не так! Я встал, отряхнулся и осторожно сделал несколько шагов в сторону от ворот лагеря. Тишина. Может, и правда меня отпустили на день раньше. Но зачем? Что за глупость? Я их просил? Это было накладно для меня. Завтра в двенадцать часов за мной должна была приехать мама, сопровождаемая Воробьёвым. Как теперь я доберусь до города, до станции или аэропорта? И, главное, на чём? И большая заасфальтированная стоянка, и дорога, упирающаяся в исправительное учреждение, были пусты. Вдобавок на улице стоял мороз. А одежда на мне была летней. Блин, я замёрзну перед воротами лагеря насмерть. Так и похоронят меня на тюремном кладбище. Облагодетельствовали! Выпустили досрочно на моё несчастье! В это время на трассе появилось пятно, указывающее на двигавшееся мне навстречу транспортное средство. «Может, это автобус или такси?» – понадеялся я. В крайнем случае, попутка. Но оказалось, что это розовый лимузин. Господи, сюда, что, свадьбы ездят? Вот придурки! Машина резко затормозила рядом со мной. Водитель проворно выскочил на улицу, оббежал своё удлинённое чудо на колёсах и, запыхавшись от долгого бега, открыл передо мной дверцу, ведущую в просторный салон. Я осторожно заглянул внутрь, увидел всё и, оттолкнув водителя, бодро зашагал по дороге, удаляясь от ворот колонии. Из лимузина выскочила Снежана и рванулась в погоню.

– Серёжа! Остановись! Серёжа! – кричала она при этом.

Но мужик дал себе слово – мужик его исполнит. И я добавил ходу. На бывшей моей возлюбленной было красивое длинное платье, которое вполне можно было назвать вечерним туалетом. Ей было трудно в нём передвигаться. Тем более бежать. Вдобавок глубокое декольте едва удерживало на бегу грудь мадам Климовой. Если честно, она выглядела великолепно. Просто блестяще. Не думайте, что я так говорю, так как десять минут назад покинул тюрьму, где долгое время вообще не видел ни одной юбки. Дело не в этом. Но её ослепительная красота вполне может служить оправданием моих последующих действий. К тому же, чего хорошего в том, если Снежок простынет на холодном декабрьском ветру и заболеет? Совесть моя была со мной. Она не затерялась под нарами на зоне. Я остановился и повернулся к ней навстречу:

– Ты выходишь замуж? Или собралась на бал?

Она, задыхаясь от морозного воздуха, подбежала ко мне и повисла на шее:

– Это я для тебя так оделась. Только для тебя.