Палестина в петле сионизма. Преступники. Жертвы. Свидетели. Судьи

Когда сионисты начали осаду Бейрута, мы с женой и тремя детьми оказались без крова в результате бомбежек. Ночевали либо в убежищах, либо прямо на улице аль-Хамра, на ступенях расположенных здесь кинотеатров. Постоянные налеты и артобстрелы превратили город в кромешный ад. К этому прибавился голод: цены на продовольствие подскочили десятикратно, хлеб исчез. Чтобы добыть лепешку, нужно было встать в очередь к булочной в четыре утра и не позже. Наконец, семья наша получила пристанище в здании школы. Но его разбомбили. Мы бежали на юг Ливана.

Дорога, по которой мы ехали на автомашине, нанятой за баснословные деньги, открывала ужасное зрелище: разрушенные дома, обездоленные полураздетые люди, копающиеся в пепелищах, "бидонвилли", построенные из обломков. Город Сайда, жемчужина юга Ливана, представлял собой сплошные руины. Из огня мы попали в полымя. Здесь шли повальные аресты.

Арестовывали всех подряд, даже раненых вытаскивали из палат госпиталей. Хватали на улицах, врывались в дома. И беженцев, и местных жителей тысячами угоняли в концентрационные лагеря. Был схвачен и я.

Сначала нас доставили под охраной на территорию маленькой фабрики в Аль-Буста. Четверо суток держали на голой земле, запретив передвигаться по территории зоны. Нарушителей били палками. Если кто-то протестовал, избивали до полусмерти. Естественные потребности каждый был вынужден удовлетворять прямо на том самом месте, где его заставляли сидеть или лежать. Раз в день, словно собаке, мне бросали гнилой помидор и кусок хлеба.

На пятые сутки нас загнали в автобусы и повезли. Мы едва не задохнулись от вони — нечистоты пропитали одежду. На одной из остановок всех обыскали, забрали ценности, деньги, часы, даже сигареты. Затем повезли через границу в Израиль, через еврейские поселения, демонстрируя местным жителям в качестве "арестованных террористов". Разъяренные женщины-поселенки колотили нас чем попало, плевались. Одна девочка присоединилась к издевательствам взрослых — помочилась на голову пленного, лежавшего на земле ничком.

В перевалочной тюрьме "Аль Джура" шла сортировка. Тюрьма представляла собой громадную яму, окруженную глинобитной стеной и колючей проволокой. Каждого фотографировали, нумеровали, записывали в картотеку, а затем раздевали и опрыскивали раствором ДДТ — "для дезинфекции". После этого уводили в дальний угол нового узилища для подробного допроса.

Я назвал свое имя и сказал, что я ливанец. В ответ следователь заявил: "Если бы ты был ливанец, тебя звали бы Жорж! Мы все знаем! Если ты сам все скажешь — отпустим. Ты в какой организации состоишь? Какой пост занимаешь? Где арестован? Где живешь? Кто по профессии?.." В "Аль-Джуре" содержалось 200 узников. Днем нещадно палило солнце. Только на третий день нам раздали по куску хлеба и тухлому помидору. На пятый — развезли по новым концлагерям. Я попал в район города Акка. Здесь людей содержали в окруженных колючей проволокой палатках. В каждой — по восемьдесят человек. Пищевой рацион состоял из бутерброда с затхлым сыром — на завтрак, половины яйца и куска лепешки — в обед и ложки какого-то джема на ужин. Отхожее место располагалось в яме, куда загоняли по десять человек одновременно. Мыла не было вовсе. Больным помощи не оказывалось. На допросы почти не вызывали. Просто били кого попало — для развлечения.

На седьмой день моего пребывания доставили новую группу узников. До этого их содержали в тюрьме. Среди них — 75 детей и подростков от 9 до 16 лет, были здесь и семидесятилетние старики. Я познакомился с профессором Айн Сином из этой группы, который был схвачен в Сайде. Его вместе с другими арестованными — всего около тысячи человек — разместили на асфальтированной площадке для игр во дворе женского духовного училища. Асфальт плавился на солнце и прилипал к телу, словно смола. Семь дней узникам не давали ни есть, ни пить. Людей заставляли ходить прямо под себя. Охранники развлекались тем, что подсовывали той или иной жертве в карман бумажку с именем Абу Аяда или какого-нибудь другого лидера Сопротивления, а затем при обыске "находили" ее и добивались "признаний" жестокими пытками, при которых применялось электричество, серная кислота. Допрашиваемых травили собаками, жгли сигаретами.

Из-под Акки меня возвратили в Ливан. Место называлось Тель Бааль. Здесь устроили концлагерь "Ансар". Обширную территорию разделили на секторы, каждый площадью в три дунама. В секторе размещалось по 20 палаток, по 25 человек в одной. Сектора разделялись рядами колючей проволоки шириной 10 метров.

Офицер-охранник зачитал лагерные правила:

1. Запрещается вставать в палатке без разрешения.

2. Запрещается переговариваться с заключенными из соседней палатки.

3. Подъем на поверку — рано утром по приказанию.

4. Во время проверки запрещено двигаться, за нарушение — удар палкой.

5. Отправление естественной надобности производится только днем по разрешению лагерного начальства. Ночью это категорически запрещено.

6. Пища раздается только с разрешения охранника.