Палестинский роман

— Я не понимаю, как еврей может сражаться на другой стороне баррикад. — Фрумкин откинул волосы со лба.

— Мне кажется, он не так на это смотрит.

— Неужели?

В какое-то мгновение Джойс показалось, что их судьбы — ее, Питера, Марка, Роберта Кирша — переплелись, как неловко заброшенные рыбацкие сети.

Фрумкин, не дожидаясь ответа, продолжал:

— Послушайте, из-за этой небольшой проблемы в Хайфе придется перейти к плану «Б», и тут мне потребуется ваша помощь. Как я уже говорил, нам нужно, чтобы поставки продолжались, арабы раскупают все, что британцы могут предложить, а наши товарищи считают, что пора и нам подключаться к этому бизнесу.

Джойс взяла у Фрумкина сигарету, закурила. Трудно было поверить, что все это реально. Как будто она в кино, и слова Фрумкина, мельтешащего в кадре, идут белыми титрами в рамочках. Но эта попытка представить все в виде киноленты была лишь еще одним способом примириться с реальностью, также, чтобы подавить страх и муки совести, она сознательно старалась перевести все в банальную плоскость: ни во что не углубляться и медлила, прежде чем перейти улицу.

— Так что от меня требуется?

— Есть такой британский еврей, майор Липман. Он присматривает за оружейным складом в Иерусалиме. Говорят, что, в отличие от вашего приятеля Кирша, он нам симпатизирует — быть может, больше чем симпатизирует. Если вы не против, я бы хотел, чтобы вы вернулись в Иерусалим и познакомились с ним поближе. В нужный момент вы просто передадите ему необходимые контакты, а дальнейшее мы возьмем на себя. В сравнении с тем, что вы уже сделали, это все равно что прогуляться по парку. Да, и оставьте здесь машину. Мы за ней присмотрим.

Джойс сделала глубокую затяжку. Ее покоробила скрытая непристойность задания. Ее отбрасывают назад в женский мир — мир губной помады и смеха. Это была полная противоположность ее нынешней одинокой ночной жизни. Фрумкин хотел, чтобы она очаровывала, но это вовсе не ее конек. Неделю назад где-то возле Рамле во время последнего задания, когда до места встречи оставалось всего метров сто, она съезжала под уклон по узкой улочке, выключив фары и заглушив мотор, — воздух был напоен ароматом жасмина и жимолости, — и тут ее остановил местный полицейский. Расточая улыбки, она вышла из машины, как будто навеселе: «Была на вечеринке в Яффе… потянулась за сигаретами, отпустила тормоз. Вот идиотка!» Молодой человек сиял как медный пятак, довольный, что беседует с очаровательной женщиной. Он отпустил ее, ограничившись лишь легким увещеванием. И это был последний случай, когда ей пришлось пускать в ход женские чары при встрече с незнакомцем.

— Так вы согласны?

— Не знаю, — ответила она.

— Черт, — Фрумкин старался сохранять спокойствие, но он весь кипел. — Это не игра. Мы здесь творим историю.

Он произнес это в точности так же, подумала Джойс, как когда-то: «Мы здесь снимаем фильм», обращаясь к актеру на Иерусалимской стене — кажется, это был сам Тит, — который со страху вцепился в зубцы башни и ни в какую не соглашался их отпустить, чтобы помахать руками.

— Вы прекрасно знаете, что здесь происходит, и знаете, что случилось в Яффе три года назад. Кровавая бойня[65]. Полсотни вновь прибывших сходят на берег, пять ночей в общежитии, а потом — теплый прием — ваши соседи пускают в ход ножи, а местная полиция — винтовки. Перестрелку устроили они. Арабские, чтоб им, полицейские. А парни вроде вашего Кирша считают, что нужно играть по-честному. Представьте, что винтовки имеются не только у арабской полиции, а теперь так оно и есть. Нам тоже нужно вооружаться. Вы это должны понимать. Когда наступит момент, здешние евреи смогут за себя постоять. Поверьте, когда гром грянет, две сотни британских копов не смогут защитить евреев.

— А когда этот момент настанет? Потому что тогда я бы предпочла быть подальше отсюда.

— Не прямо сейчас, но настанет. Вы к этому времени уже сделаете свое дело, за что все вам будут безмерно благодарны.

Фрумкин поднялся. Он был высокий, под метр девяносто, с широкими мускулистыми плечами и тонкой талией. На нем была рубашка из тонкой материи, вне всяких сомнений дорогая, но из-за облегающего покроя он выглядел в ней этаким мальчишкой-переростком.

Он встал за спиной Джойс, положил руки ей на плечи и ласково сказал:

— Итак, больше никаких винтовок. Все, что от вас требуется, это один раз встретиться с майором. А не захотите продолжать — не надо. Что вы теряете, в конце концов?

И, зарывшись лицом в ее пышные белые волосы, поцеловал ее в шею.

— Ты золото, Джойси, — пробормотал он.

30

Кирш уже мог ходить с палочкой. Если все пойдет нормально, доктор Бассан выпишет его из больницы в конце недели. Каждый день он чуть увеличивал заданное расстояние. В это утро он прогуливался по внутреннему дворику. В нем стояли четыре койки: туберкулезные больные обычно принимали там солнечные ванны, но сейчас только одна была занята. Узкие кровати с пологами были завешены квадратными хлопковыми экранами, их верхняя часть оставалась открытой, чтобы больные грелись в целебных солнечных лучах, оставаясь при этом в уединении.