Палец. Отрезанный цензурой

– А потому что он оказался в положении! Он забеременел другой идеей – что мы все тут собравшиеся не такие, как он думал. И я решил, что он просто обязан выступить перед вами, наши бело-черные вороны. Чтобы вы услышали его историю.

– Мне кажется, я на проповеди, – бросил Юре, его сосед.

– Хорошо, что не на отпевании, – отшутился хирург.

– Как знать… О! – сосед вытащил из кармана телефон и проговорил в трубку, – Привет! у нас тут щас раскаяние ожидается. Запишешь для Американского континента? Ну так я тебе и сниму. Записывай!

Юрин сосед был крупным парнем, а потому он с легкостью поднял и зафиксировал телефон над головами зрителей.

– Записываешь? – спросил Юра.

– Не, – мотнул головой сосед, – в Америке записывают со Скайпа, так быстрей чем потом файл посылать.

– Ну да, – подтвердил Юра и осекся. Он понял, как Игорь заставил Аркашу приди сюда, и ему от этого стало не по себе.

Тем временем Игорь закончил увещевания и подскочил к двери.

– Дамы и господа! – представлял он, – Не называя имен! Мы же знаем, как произнесение имени, может испортить жизнь. Я представляю вам: исправившийся медведь!

Он распахнул дверь. Аркаша стоял, нацепив радужную маску на лицо и собрав руки перед собой, точно на католическую молитву перед ужином. Он явно не ожидал, что дверь откроется так быстро, а потому замешкался и не решался заходить внутрь. Игорю такое промедление не понравилось, он наклонился и с силой потянул за рукав. Аркаша зашел. Небольшими шагами, не разжимая рук, зашаркал он к стулу, установленному по центру, под взглядами неодобрительно глазеющей на него публики. Юра напряженно смотрел за ним, что-то странное было в Аркашиных действиях и походке, как будто он боялся сделать лишнее движение. Аркаша подошел к стулу и медленно сел. Казалось, еще немного и он запоет псалом, или еще какую чудную нежную вещицу. Игорь, видя такое поведение, даже как-то оторопел. Но удовлетворенность в верно выбранном направлении давления на Аркашину психику, заставляла его невольно все выше и выше задирать подбородок и нос. Он уже рисовал себе картину: как из глаз Аркаши льются слезы и он кается на всю страну в том, что он мудиссимо из мудиссимо. Аркаша набрал воздуха в легкие и начал:

– Я очень ценил этот палец. Он, самое восхитительное, чем может обладать мужик. Идеал целеустремленности и силы. Просто все в одном. Но он был потерян.

Юра следил за руками, как-то слишком плотно были сомкнуты пальцы.

– Даже не так, – продолжал укладчик, – я… я его потерял. Потому что предал.

Игорю как-то не нравилось, начало Аркашиной истории, а потому он пошел к нему:

– Я думаю сначала стоит рассказать…

Аркаша спокойно повернул на него голову и так же спокойно повернул ее обратно к камере:

– Я, – сказал он через паузу, – его предал. Потому что, когда я его отрезал… я решил что… я сделаю все что угодно, чтобы не потерять его. И доверил пришить его одному гомосексуалисту, потому что не было других вариантов.

– Может всё-таки… – пытался встрять еще раз Игорь.

– И он пришил его! Молодец! Подумал я! – Аркаша проговорил и замолчал.

– И после этого, – подсказывал Игорь – я решил.

– И после этого, – резко переменился Аркаша и вскочил со стула, – И после этого, мой палец умер!

Он разжал руки и показал в камеру, как палец сваливается в ладонь с обрубка. Кто-то закрыл лицо, не выдержав картины, кого-то вывернуло на изнанку. Кто-то просто отвернулся. А Юра с ужасом смотрел на Аркашу и Игоря, он понимал, что палец не мог отвалиться сам.

– А теперь блять, я задаюсь вопросом, – говорил Аркаша свободно набирая, – какие же нахер они хорошие, если у них все через жопу, и от них нет никакой пользы, а только лишь развращение. И я решил прийти сюда, и вдуть им хорошенько за всех.