Они прошли несколько поворотов оказались в комнате. В ней не было ничего кроме стула, лампочки под потолком, и двери, ведущей куда-то дальше. Над ней висела сигнальная вывеска «Тихо съемка», она была потушена.
– Сиди здесь, я тебя вызову, – бросил Игорь. Он открыл дверь, за которой было огромное помещение увешанное софитами, сцена и человек сто людей – все в таких же шапочках, скрывающих лицо.
– А где комната? – спросил Аркаша, но Игорь не ответил, а скрылся за дверью. Аркаша сел на стул. Он не понимал правил игры. А если его узнают? По голосу, по движениям. Что тогда? Его тоже сочтут таким же?
В комнату зашел Юра, Аркаша поднял на него испуганные глаза.
– А где комната? – спросил укладчик.
– Комната? – переспросил Юра.
– Ну да, мне сказали, что комната темная будет. И голос изменят.
– У нас прямой эфир в онлайн, нет никакой комнаты, – Юра понимал, что Игорь ведет нечестную игру, – что он сделал?
– А ты? – спросил Аркаша.
Юра не успел ничего ответить, так как отворилась дверь, на пороге стоял Игорь.
– Мы начинаем, – сказал он и потащил Юру внутрь за рукав, единственное, что успел сделать хирург – это бросить Аркаше шапку, такую же, как была на остальных. «ТИХО СЪЕМКА!» загорелась надпись над дверью. Аркаша остался один.
«Чертов палец! – думал Аркаша, крутя перед собой рукой, – Куда ты меня завел? За что? За то, что ошибся, раз тридцать? За то, что думал, что мне дозволено? А может я избранный? Ведь сейчас на него в прямом эфире будут смотреть много разных людей. И важно только сейчас. А не потом.»
Он нащупал шов. То самое, что разрушит его личную жизнь, но то единственное, что ему оставалось.V
Юра просочился в самый дальний конец зала, и спрятался от камер за спинами других. Игорь отщелкал пальцами ритм и махнул рукой. Трансляция началась. Игорь начал вращаться вокруг своей оси, а камера выхватывала радужный помпон, трясущийся у него на голове. Все быстрей и быстрей, оборот за оборотом, кружился Игорь. Все больше и больше подпрыгивал помпон на шапке.
– Меня уже тошнит, – прошипел кто-то неподалеку от Юры.
– Ты если че в шапку, – прошипел оператор от камеры, – а то кадр испортишь еще.
Тем временем Игорь набрал максимальную скорость и упал прямо перед сидящими на спину.
– Радужные звезды падают! – прокричал он, – розовые и голубые! Радужные звезды!
Он резко вскочил, и как ни в чем не бывало начал вещать:
– Добрый день, наши черно-белые собратья, капитаны скучной империалистической жизни. Сегодня особый выпуск нашей радужной передачи. Специально для вас, тех, кто считает, что мы извращенцы, растлители, содомиты, и прочая ивашкина хрень. Сегодня в нашей студии человек, который укатал в асфальт многих из моих братьев. Таких хрупких и беззащитных. Человек, который ночами напролет охотился, только ради того, чтобы доказать что мы гавно. Но доказать не нам, и не вам, а себе самому. Потому что другое не помещалось и не укладывалось в его замыленной телевизором голове.
– Он, серьезно? – недопоняла шапка со скрипучим старческим голосом, сидевшая перед Юриной головой, – нахрена он его притащил?
– Унизить наверно? – предположил кто-то из молодых.
– Как он его сдерживать-то будет?
– Да он один из нас вроде, – предположила другая женщина. Радужные шапки как по команде повернулись к ней.
«Оборотень!», «Перевертыш!», «Блудный сын!» – понеслось по рядам.
– ДА! – отозвался Игорь на всеобщий призыв, – я знаю о чем многие подумают. Нафига я его притащил на наше радужное шоу?
Игорь выдержал паузу потом, как ошпаренный, вскочил на какую-то возвышенность и пафосно завыражался: