Палитра его пороков

Когда я прохожу мимо, Сергей останавливает меня, придержав за руку. Место прикосновения словно бьет током.

— Люди не меняются, Кисточка. И я все тот же. Но ты — единственная, которому не стоит меня бояться.

Мне адски хочется его поцеловать. Обнять, прикоснуться губами, ощутить снова сильные руки, смыкающиеся на талии, забыться и отключиться. Это не так уж и просто, гораздо сложнее, чем принять правду о несчастном случае, который вовсе не случай.

— Тогда пойду спасать кота, — улыбаюсь я.

— Сшей из него варежки, они отлично подойдут к новой шубке.

"Мя-а-ау!", — раздается откуда-то из-под дивана.

— Ну вот, тебя подглядывать прислали, а ты подслушиваешь, жопа пушистая, — недовольно бурчит Серебров.

Я иду к лестнице и думаю, что мы будем делать, если кот начнет на это прозвище откликаться.

— Женя! — окликает Сергей.

Оборачиваюсь.

— Не поднимайся по лестнице. Больно. Иди ко мне в комнату.

— Спасибо.

Да будь оно все проклято. Я не воспитатель, чтобы из плохого мальчика делать пионера. Я просто влюбилась. Имею право.

* * *

Никогда еще не радовалась так тому, что жива. Не наслаждалась обедом в абсолютной тишине, нарушаемой только бормотанием Эли. Не смеялась, глядя, как Элька носится по улице, валяясь к сугробах. Не пила с удовольствием безалкогольный глинтвейн, стоя у окна, за которым падал пушистый снег.

Наконец я могу поболтать с Мариной или лично уложить Элю спать. Рассказать ей сказку, спеть колыбельную, поцеловать на ночь и уйти вниз, чтобы продолжить вечер без детей и посторонних. Эля действительно выросла за три месяца: она спокойно спит одна, а если что-то нужно. без проблем может спуститься вниз и попросить. Должно быть, я слишком опекала ее, а едва круглосуточный присмотр стал невозможным, племяшка сама всему научилась.

В доме никого. Рита теперь работает стандартный восьмичасовой день, вечером уезжая к жениху — Сергей даже выдал ей водителя. Марина тоже вернулась к себе, Костя в Германии, учится обращаться с протезом. Элька спит, а значит, мы совершенно одни. Это обстоятельство слегка пугает.

Мне хочется вернуть все, что между нами было до того вечера. Но стоит ли? И как вообще это сделать?

Сидим на диване, перед телевизором. Смотрим какой-то фантастический фильм, сюжет которого начинает ускользать на втором часу. Хотя, пожалуй, даже на первом, потому что ладонь Сергея лежит на моей коленке и осторожно поглаживает больную ногу. От этого боль становится меньше, а желание большего — сильнее.

Я никогда никого не соблазняла, по крайней мере специально. Сначала инициативу проявлял парень, а я только отвечала. Но сейчас Сергей ведет себя так, словно мы — старшеклассники. И максимум, который он может себе позволить — погладить ножку.

И тут до меня доходит: он просто заботлив и внимателен, как старший брат или лучший друг. С таким же успехом Сергей может смотреть фильм с Элей. Или вон — с котом.

Четкое ощущение, что я совершила непоправимую ошибку, а как ее исправлять не имею ни малейшего понятия. Поджимаю ноги и кладу голову ему на плечо. Рука перемещается в мои волосы, от мягких касаний пальцев по телу распространяется мелкая дрожь. Но все равно это совсем не похоже на него. И на то, чего мне хочется — тоже.

— Я тебя обидела? — вырывается у меня.

— Что?

Выглядит удивленным.

— Когда сказала, что не смогу с тобой быть, ты обиделся?

— С чего ты взяла, Кисточка?

— Не знаю, — я смущенно прячу лицо, — мне так показалась.

— Мы разные. То, что ты не принимаешь часть моих слов или поступков — нормально. Ты же не бежишь к журналистам и не просишь советов в интернете. Можно не сходиться во мнении, но не превращать это в кровопролитную войну. Даже в серьезных вопросах.

— Тогда, — я мучительно долго подбираю слова. — почему ты не… ну… я тебе больше не нравлюсь?

Он смеется, запрокинув голову, а я обиженно соплю и начинаю понимать кота: так и хочется как следует куснуть нахала!

— Кисточка, — тянет он своим невероятным голосом, — я просто не хочу сделать тебе больно.

— Мне не больно.

— Тогда я выключу эту хрень?

— Выключай.

Я тянусь за поцелуем, и мы долго лежим на диване, в полной темноте. Об этих губах я мечтала, лежа в больнице, каждый раз засыпала с мыслью, что вернусь и снова почувствую горячие нетерпеливые прикосновения. Я до сих пор не уверена, что умею целоваться, мне кажется, все мои попытки ответить меркнут в сравнении с чувственным и жадным напором мужчины.

Все время, что я была в больнице, в голове крутились обрывки воспоминаний. Горячих, обжигающе горячих. Реальных, или нет, я не знала, а спрашивать боялась. Но даже если ничего подобного не было, то мне бы очень хотелось ощутить все в реальности.

— Стой! — Я уворачиваюсь от поцелуев в шею, зная, что после них мозг точно отключится окончательно. — Мне надо спросить!

— Давай.

— В тот вечер, перед тем, как ты ушел… что мы делали?

— Собирались ужинать.

— И все?

Он удивленно приподнимает брови.

— Так, развлекались. Почему ты спрашиваешь, Кисточка?

— Я помню какие-то обрывки, кусочки. Не могу понять, реальные это воспоминания, или мой мозг все придумал.