Палитра его пороков

Я встаю утром, после ухода Сереброва на работу. Пока Эля спит, делаю себе кофе и рисую, утром хорошо и спокойно работается. Затем помогаю Рите с завтраком, болтать о пустяках по утрам становится доброй традицией. Бужу Элину, кормлю ее и ровно час мы гуляем по территории дома. Затем приходит Марина, я снова погружаюсь в работу. Неизменно в этот час спускается Костя. Мы почти не разговариваем, но я чувствую висящее в воздухе напряжение. Он демонстративно уходит в сад, пока в доме Марина. Как-то вечером Сергей делится, что готов приглашать ее чаще, чтобы брат бывал на свежем воздухе.

Марина уходит, и мы устраиваем сончас: вместе спим на огромной кровати у меня. Потом идем в гости к Ане, иногда она берет водителя с машиной, и мы дружной толпой едем в кино или в парк, кататься на аттракционах. По возвращении я кормлю Элю, мы немного играем, и ровно в восемь я снова рисую.

Днем всегда приносят что-нибудь для вечера. Серебров не изменяет себе: в пакетах не бывает пошлых костюмов из магазинов для взрослых. Я рисую в рубашках, шелковых сорочках и только один раз в черном кружевном комплекте. Обычно успеваю порисовать хотя бы минут двадцать, но вот в белье не успела и минуты.

Мне нравится каждый вечер окунаться в новые ощущения, узнавать собственное тело и чувствовать себя желанной. Такая обыденность тоже немного пугает.

Дом подчинен своему, особому распорядку. Мы все — его часть, и страшно представить, что случится, когда какой-либо из частей придется уйти. А рано или поздно это неизбежно случится.

В субботу я начинаю нервничать заранее. Стараюсь жить по привычному распорядку, тем более, что Сергей уехал на работу, но получается плохо. Даже Элька замечает, что я непривычно молчалива и все спрашивает, не заболела ли я. Потом приходит Марина, и я отправляюсь собираться.

Сначала ванна, затем пилинги, маски и масла, потом платье и укладка. В зеркале отражается до ужаса непривычная Женя. Слишком взрослая, несмотря на по-легкомысленному расклешенное платье. Чуть завитые волосы собраны незаметной заколкой, плотная ткань скрывает отсутствие белья, чулки идеально подходят в тон кожи, а на высоченных тонких каблуках я училась ходить всю неделю.

— Точно не хочешь побрызгать прическу лаком? — спрашивает Марина, помогая мне с макияжем.

— Точно. Сергей не любит всякую химию.

— А ты все делаешь так, как он любит?

— Я же с ним иду.

— Но ты же не его любимая куколка. Имеешь право краситься, чем хочешь?

— Зачем? — смеюсь я. — Просто потому что могу вылить на себя кучу блесток? Из вредности?

Марина тоже смеется, она по-своему волнуется, и я ее очень хорошо понимаю, ведь я фактически вру о природе наших с Серебровым отношений. Пока что удается загонять мысли о грустном в самый дальний уголок сознания, но они все чаще и чаще бьют под дых в самый неподходящий момент. За это я себя порой ненавижу.

Маринка с Элей уходят гулять, а я стою перед зеркалом в комнате и нервничаю. Никогда не бывала на подобных мероприятиях, даже с родителями. И уж точно не в качестве чьей-то спутницы. Как меня примут? Что будут говорить?

Дверь тихо открывается, впуская Сергея.

— Ух ты, — медленно тянет он, обходя меня и внимательно рассматривая, — только обещание толкнуть речь не дает мне оставить тебя в таком виде дома.

— Что?! — пугаюсь я. — Плохо?

По его хитрой плотоядной усмешке понимаю, что совсем не плохо: именно так он смотрит на меня, когда я рисую для него вечерами. С горящими глазами.

Он встает позади меня, смотря на наше отражение в зеркале, прижимает к себе и ладонью ведет по моему колену вверх, к бедру, приподнимая юбку, доходя до краешка чулок. И еще выше, на границе дозволенного, вырывая у меня стон.

— Умничка моя, — довольно мурчит на ухо, удостоверившись, что я без белья. — Не хватает деталей.

Достает из кармана небольшой бархатный мешочек и вкладывает его в мои ладони.

— Подержи-ка.

Достает из мешочка тоненькую невесомую нитку жемчуга и застегивает у меня на шее. Это идеальное сочетание: черное платье и натуральный, немного неровный, белоснежный жемчуг.

Следом за бусами появляются жемчужные сережки-ниточки со сверкающими бриллиантами на концах. И в довершении образа классическое колечко с особенно крупной жемчужиной.

— Ну вот. Теперь другое дело.

— Я так разбалуюсь.

Серебров смеется.

— Ты? Человек, который стесняется попросить купить ему крем для рук?

Я поворачиваюсь к нему, чтобы поблагодарить за подарок, но мне все еще сложно первой целовать, едва я окунаюсь в омуты темных глаз, тут же забываю, как дышать.

— Не издевайся. Я не привыкла жить за чей-то счет.

— Ну давай, предложи оплачивать половину коммуналки. Или начни оставлять в тумбочке деньги на случай, если я поеду за продуктами.

— Да ты уже забыл, каково это — ездить за продуктами. За тебя это делает Рита с водителем.

— Я забыл?! Кисточка, не буди во мне зверя, а то придется доказать, что ты не права.

— Что-то я не слышала о зверях, которые с особой жестокостью бегают по "Ашану" в поисках макарон.

— Узнаю, кто дает тебе уроки сарказма, закопаю под кустом.

— Аня, — тут же сдаю я соседку.