Памфлеты

А по существу они призывали народ только к тому, к чему в Галиции призывал его Наумович. «Молись, учись, будь трезвым». Их служебное положение, сборщиков «коблин» и «роковин», определяло их мировоззрение. В их произведениях не найдёте призыва к борьбе, они знают, что народ-борец пошёл бы войной против класса эксплуататоров, с которым они связаны тысячами нитей. Они любят по-своему этот народ, но любят его снисходительной любовью либеральных аристократов, которые хотели бы любой ценой помирить огонь с водою. Даже свои произведения они пишут на двух языках: когда обращаются к «простолюдинам», пользуются народным языком, в других случаях пишут непонятной для народа странной мешаниной русских, церковно-славянских, польских и даже мадьярских слов, хаотическим жаргоном, который они называют «литературным языком», языком избранных.

Часто они гневными словами укоряют будапештское правительство и противопоставляют ему венское, а преданность венгерскому королю стараются заменить преданностью австрийскому императору, им не важно, что функции венгерского короля и императора Австрии выполняет одно и то же лицо…

Однако и эта горсточка «честивых» была исключитель-ным явлением среди униатского духовенства, всецело продавшегося австро-венгерским графам и баронам. Типичным представителем этого духовенства был епископ Стефан Папкович, который в разговоре с Сильваем-Метеором высказал такое «верую» своего клира:

«Если мы живём теперь под властью мадьяр, то мы должны быть мадьярами, а если будут господствовать немцы, то станем немцами».

Наконец меткую характеристику этого духовенства дал в своё время Духнович: «Ведут наши священники бедный народ к пропасти в своих же интересах».

Тем временем положение народа ухудшалось с каждым годом. Уже в начале XVIII века мадьярские власти констатируют, что основной пищей закарпатских крестьян является смесь гречневой муки, древесных почек, отрубей, буквицы и желудей. А через некоторое время стало ещё хуже. Такой покровитель унии, как граф Шенборн, владел 138 728 гектарами лучшей земли, двумястами сёл численностью в семьдесят тысяч жителей, в то время когда в распоряжении крестьян было всего-навсего двадцать процентов земли, причём земли плохой, каменистой и в большинстве случаев почти бесплодной. Если ещё учесть неслыханный социальный, национальный и религиозный гнёт, то станет понятным небывалое по своим размерам явление массовой эмиграции карпатских крестьян в Америку.

Это происходило тогда, когда откормленные и самодовольные униатские «душепастори» на мадьярском языке провозглашали многолетня шенборнам и овевали дымом кадил портреты «августейшего папа» Франца Иосифа I.

СВЕТ С ВОСТОКА

Народ искал выхода из этого пекла. Окружённый врагами, он всеми своими помыслами устремлялся за Карпаты к могучему «русскому брату». Там на широких просторах России и Украины он искал поддержки и освобождения от нечеловеческих страданий. Но условия того времени не благоприятствовали его надеждам и стремлениям: над народами Российской империи свистела плеть Романовых. Хотя царские власти и интересовались Закарпатьем, но это была заинтересованность империалистов, готовых поживиться ещё одним куском. У богатейшего помещика графа Бобринского не могло быть никаких общих интересов с батраками графа Шенборна, наоборот, и граф Бобринский и граф Шенборы были заинтересованы в том, чтоб их батраки чего доброго не подняли головы.

Но надежда на освобождение с Востока не умирала в народной душе. Закарпатская беднота свято верила, что настанет время и народы империи Романовых сбросят с себя ярмо, установят народную власть и под руководством великого русского брата понесут свет свободы всем обездоленным. Однако ждать, сложивши руки, пока всё это свершится, было невозможно, это грозило гибелью. И народ начинает организованную борьбу против совершенно обнаглевших угнетателей.

Эта борьба проявилась в единственной возможной в то время в закарпатских условиях форме организованного возвращения крестьян в лоно православной церкви. Таким образом народ демонстрировал не только протест против навязанной ему врагами религии, но и против самого режима врагов, режима, составной частью аппарата которого была униатская церковь. И не только это. Возвращение к православию было одновременно демонстрацией религиозного и национального единства с братьями над Днепром п проявлением несокрушимого стремления украинского народа Закарпатья к государственному объединению с родной семьёй трёх славянских народов.