Совсем иная причина отступления орды от Новгорода выставляется в другом, тоже светском и общедоступном источнике. Большая энциклопедия под редакцией С. Н. Южакова, нужный нам том которой вышел в 1900 году, создавалась в основном либеральной профессурой, видными научными и общественными деятелями того времени и адресовалась главным образом, интеллигенции. Подобно любой другой энциклопедии, это массовое издание содержит немало конкретных полезных сведений, концентрированно отражающих уровень знаний своей эпохи. Но вот как выглядит там военная ситуация зимы 1237/38 года: «Страшному опустошению подверглась земля Рязанская и Суздальская. Затем Б. (то есть Батый. –
– Знаете, со следующего тома на титульных листах этой энциклопедии начало печататься постоянное объявление о том, что она «рекомендована Главным управлением военно-учебных заведений в фундаментальные библиотеки кадетских корпусов и военных училищ».
– Нет слов… Итак, Субудай остановился перед Новгородом, у Игнача креста. Где был этот летописный Игнач крест?
– В середине прошлого века историк С. М. Соловьев предположил, что Игнач крест – это селеньице Крестцы, лежащее на кратчайшем прямом пути между Торжком и Новгородом. Авторитет Соловьева был велик, и его мнение поддержал позже коллектив географов, историков, этнографов, экономистов и статистиков, создавший под руководством П. П. Семенова-Тян-Шанского фундаментальное многотомное географическое описание «Россия». Но в Средневековье там не могло существовать никаких дорог – ни зимних, ни летних! Прямой путь из Торжка к Новгороду преграждали дремучие леса и сырые низины, пересекали десятки рек, сотни ручьев, речек, болот и озер. Поддерживать в порядке столь протяженную магистральную дорогу было в те времена делом невозможным и бессмысленным – тележные и санные проезды быстро бы захламлялись валежником и заметались снегами, гати тонули, мосты сгнивали, насыпи размывались дождями да полыми водами, а летописцы сообщают, что средневековые войска всегда ждали, «егда ледово встанут».
И даже если бы от Торжка к Новгороду через Яжелбицы и Крестцы, которых, кстати, тогда еще не существовало, шла узкая лесная дорога, то почему Субудай должен был направить свою оголодавшую конницу по глухим, малонаселенным местам, а не по речным заледенелым долинам, попутным основному направлению, где на кручах стояли урусские селения, и можно было найти кой-какой корм?
Вспоминаю, как сидел я за своим письменным столом и, пытаясь представить себе маршрут авангарда Субудая, разглядывал подробную карту Новгородской области с добрым куском Калининской. Вошел гостивший у меня старший брат Иван и остановился спиной. Он у нас весь в нашу покойную мать – маленький (щуплый и такой же, как она, тихий, вечный трудяга). Иван почему-то заволновался, торопливо закурил, увидев карту, начал водить по ней пальцем и произносить какие-то невнятности:
– Ага… Вот это… М-м… Тут тоже… Да!.. Ну, это потом, уже в полку… Скажи! Тридцать пять лет прошло, а помню как сейчас!
– Ты что, воевал там, что ли?
– Ну… А тут мы с Сережкой Морозовым встретились. Это же три тысячи верст фронта – и встретить братана вот на этом болоте! – И он ткнул пальцем в синие черточки близ озера Селигер.
Все эти годы мы жили вдалеке друг от друга, встречались редко, и как-то не доводилось поговорить о подробностях его солдатской службы. Помню, как перед Отечественной они с двоюродным братом Сергеем Морозовым, племянником мамы, появились в нашем тайгинском домишке. Мне тогда было чуть больше десяти, им всего-то по двадцать пять, но в моих глазах они предстали полусказочными героями, особенно, конечно, Сергей. Иван вернулся с финской, а Сергеи горел в танке на Халхин-Голе, и к его гимнастерке был привинчен редкий по тогдашним временам орден Боевого Красного Знамени. В нашей избенке сразу стало тесно, когда он вошел, а потом мама всегда вздрагивала от его внезапного громоподобного хохота.