Память

— Я не умру, я же обещал, — слабо еще улыбнулся сержант. — Не плачь, милая…

— Ты так называешь меня ласково, — прижалась к нему девочка, категорически возражавшая против расселения по разным кроватям.

Эмме разрешили ненадолго посетить детей, сопроводив до госпиталя корабля. Женщине все было здесь странным, однако она понимала, что в Британии опасно и ей, и дочери, за которую готов драться совсем еще мальчишка. Марк объяснил Эмме, что означают награды на груди почти что ребенка, отчего она даже расплакалась, но теперь, придя к детям, просто присела рядом с их кроватью, чтобы погладить и рассказать, что одни они уже никогда не будут.

Принесли ужин. Мальчик мог поесть самостоятельно, а вот Летта, это имя забывшая, нет. Эмма потихоньку принимала новое имя дочери, данное ей этим маленьким героем — странно звучавшее, но очень ласковое — Машенька.

— Что будет дальше? — тихо спросила номер… Маша.

— Мы приплывем в порт, а оттуда уже самолетом, — повторил Гриша слова товарища старшего лейтенанта. — Там нас ждут.

— Главное, подальше от этих, — вздохнула девочка, потихоньку привыкая к мысли, что ее защищают.

— Не будет больше этих, — ответила ей Эмма.

Поначалу женщина еще не понимала, но в посольстве ей показали и фильм, и фотографии, дав почитать воспоминания выживших узников, переведенные на английский язык, отчего женщина, конечно, сначала много плакала, а потом уже осознавала — ее собственная дочь была там. Это ее мучили, сливали кровь, избивали. Это ее называли мамой совсем малыши. Это она рассказывала о волшебной стране, в которой нет палачей. Это она… Ее доченька.

Глава 15

Конечно же, после таких волнений, ночь и не могла пройти спокойно. Гришка и сам отлично понимал это, поэтому, скорее дремал, чем спал, сторожа свою девочку.

Номер девять-ноль-четыре-пять бежала, она бежала к случайно вышедшей из барака двухлетке, за которой не уследили другие. Это было очень, просто смертельно опасно. Кто-то из палачей с веселой улыбкой на лице медленно отстегнул поводок, и почти бешеная собака с утробным рычанием метнулась к ребенку. Номер девять-ноль-четыре-пять не задумывалась о том, что будет с нею, важно было спасти малютку, спасти во что бы то ни стало, но бежала истощенная девочка медленнее откормленного пса. Казалось, еще мгновение и раззявленная пасть коснется…

Девочка внезапно закричала, выгнувшись всем телом, она кричала так, что Гришка подскочил с места, даже не задумавшись о том, что ему надо лежать. Столько боли и отчаяния было в этом крике, сменившимся подергиваниями конечностей, что мальчик вжал кнопку вызова буквально до хруста. В их бокс вбежал полусонный врач, а Гришка пытался оказать первую помощь.

— Приступ на эпилептический похож, — задумчиво произнес местный эскулап, чем-то уколов Машу в бедро, отчего она успокоилась. — На базе разберутся, а пока отдыхайте.

После того, как успокоенная девочка затихла, Гришка еще долго не мог перевести дыхание. Это было просто жутко — слышать такой крик. Гладя Машеньку по волосам, мальчик полусидел в кровать, глядя в стену. Он постепенно задремывал, но не засыпал.

Их выгоняли из барака, перед которым стоял грузовик, верх и стенки кузова которого были обтянуты брезентом. Номер девять-ноль-четыре-пять знала, что это такое, да все в лагере знали! Хватая детей за руки, эти забрасывали отчаянно верещавших малышей в кузов газенвагена[27]. Вот потная рука сомкнулась на ее шее, заставляя двигаться вперед, а спину ожег первый удар. Номер девять-ноль-четыре-пять уперлась, не желая идти туда, где смерть и в следующий миг страшная боль почти лишила девочку сознания, заполняя собой весь ее мир.

Завизжавшая, а потом и захрипевшая Машенька опять заставила подскочить Гришу. На этот раз ее легко удалось добудиться и приступа не было, но обнимая дрожащее тело девочки, в глазах которой таял ужас, мальчик почти плакал. Вцепившаяся в своего Гришку номер девять-ноль-четыре-пять долго не могла успокоиться и уснуть. Видимо, волнения этого дня сказались на ней, потому что стоило только закрыть глаза и вновь приходил лагерь…

Утром, судя по часам, часов в шесть утра, Машенька опять подскочила и, слабо шевелясь, попыталась куда-то двинуться. Гриша обнял девочку, укладывая слабо сопротивлявшуюся Машу в постель и принимаясь гладить. Сны у девочки были тяжелыми, поэтому поспать мальчику не сильно и удалось.

— Ну куда ты побежала? — устало спросил Гришка.

— Перекличка же! — ответила номер девять-ноль-четыре-пять. — Аппельплац[28]!

— Ох, маленькая… — прижал ее к себе сержант. — Тебя зовут Машенька, Маша, а не номер девять-ноль-четыре-пять! Лагеря больше нет, тебя защищают, мы на корабле, среди наших, все хорошо!

— Наши… — прошептала успокаивавшаяся девочка. — Теперь навсегда наши?

— Навсегда, — кивнул Гришка. — Этих больше не будет!

Пришедший утром врач судна только вздохнул, взглянув на утомленного мальчишку и жмущуюся к нему девочку. Просто представить, что она только что оттуда, было очень непросто, но слыша этот отчаянный крик, других вариантов не оставалось. Доктор вздохнул, двинувшись к молодым людям.