Память

Вскоре купил большой дом с садом и огородом. Трудно пришлось первое время чернокожей Аде. Мальчишки со всех ближайших улиц бегали смотреть на неё, кидали вслед камни, но «кузнечик» даже в интересном положении могла мигом нагнать обидчика или, как кошка, забраться на дерево, запустить в хулигана гнилым яблоком или старой обувью, но в отличие от кошки ловко и слезть с этого дерева. Так, без лестницы, с деревьев она груши и яблоки осенью собирала, и они долго оставались свежими. Местные жители взяли иноземку под свою защиту, и хулиганы с уважением смотрели, как она легко, без всякого напряжения носит на голове корзину с бельём после стирки на реке или продукты с рынка.

Вскоре Адед обрусела, забавно разговаривала на русском языке, поэтому и дети её ( четверо мальчишек и дочка) так же говорили. Кормила их грудью лет до пяти, а то и больше. Они и по внешности были привлекательными. На улице мелькали вместе с русыми головками кудрявые и чёрные. И глаза иногда у мулатов были серые, как у Степана. Летом она выходила на улицу, садилась на скамейку у дома и кормила грудью уже давно не грудного возраста детей, и в этом вопросе не слушала никого.

– Так надо. Силы пусть от меня возьмёт,– отвечала косноязычно на упрёки.

Аду обучала хозяйству и жизни вся улица, и довольно успешно. Она оказалась послушной, трудолюбивой и сообразительной. Вскоре вместе с соседками и за грибами ходила, и огурцы солила, и картофель окучивала. А по праздникам пела песни на своём языке, отбивая ритм на кастрюлях, прикрыв глаза, танцевала нездешние, странные танцы – обереги дома, и Степан с детьми крышками от кастрюль отбивали ритм.

Недолгой жизнь её оказалась, умерла от воспаления лёгких в тридцатом, когда младшей сероглазой русой Шурочке было шесть лет. Старшие дети уже подросли, на себя взяли хозяйство, а вот младшей материнская забота была нужна. Павла чувствовала это между строк полученного письма брата с сообщением о смерти Ады.

Поговорила с мужем о необходимости помочь Степану, а тут раскулачивание и переезд. Решили вначале обустроиться на новом месте.

Вечером с работы пришла Наталья. Долго разговаривали о своих планах, Наталья рассказала, что дружит с Петром Нехорошковым, рабочим фабрики. Пришёл как-то на здравпункт и с тех пор постоянно провожал Наташу, часто приглашал смотреть кинофильмы в местном клубе, и на танцы не раз ходили. Недавно сделал ей предложение, но Яков сказал:

–Дождитесь матери, пусть благословит.

Пётр понравился Паше и Зое. Вскоре молодые расписались, и им выделили комнату в двухэтажном доме для молодожёнов на Октябрьской улице, но ещё раньше они привезли из Миасса двоюродную сестрёнку Шуру.

Из Большой Грязнухи ещё зимой приехал младший брат Николай с женой и маленькой Анютой. Узнав от зятя Николая Чемезова о предстоящем раскулачивании, он решил уехать вместе с Чемезовыми в Асбест, Два Николая во дворе Чемезовых нагружал лошадей, Федора Лаврентьевна спешно собирала вещи, когда увидела в окно подходящих с красными флагами к её дому людей. В страхе, что трёхлетнюю дочку заберут в сиротский дом, она, завернув её в тулуп, спрятала в сугроб за домом, молчать наказала, а то «бабай утащит». За углом следила за происходящим.

Вскоре из трубы показался дым, запахло блинами. Пришедшие, видимо, нашли муку и решили себя побаловать блинчиками. Дора с Аней на руках побежала по снегу к Чемезовым, а рано утром отправились в путь. Вслед им смотрел окнами с незакрытыми ставнями их дом, который так и остался одиноко разрушаться на семи ветрах, и они лишь взглядами простились с ним, побоялись зайти взять собранные в узлы вещи. Да сколько таких одиноких домов грустило в ту пору на Урале по своим хозяевам!

Николай вскоре умер, оставив Федору беременной третьим ребёнком. Мыкалась по квартирам былая красавица, без устали работая и дома, и на тяжелой работе, чтобы вырастить детей, дать им образование. Сваты Михаил и Мария вскоре умерли. Родственники только состраданием и небольшой помощью помочь могли.

Побежали годы, наполняя жизнь разнообразием семейных событий. С интересом училась в школе Зоя, постоянно рассказывая дома о любимой учительнице Наталье Прокопьевне, Шура грызла гранит науки в той же школе, решив поступить в горный техникум. А у Натальи и Петра Нехорошковых разницей в четыре года родились дочки. Старшую назвали Лизой, именем сводной сестры, младшую Валей. Павла нянчилась с внучками, заботилась о младшей дочери и племяннице, помогала им выполнять математику, которую хорошо знала.