Память (Братья)

Лера не ответила. У Валентины Прокофьевны почему – то тревожно сжалось сердце. Ее дочь очень изменилась в последнее время. Обычно Лера вставала очень поздно, чуть ли не в полдень, так как досматривала ночью очередной сериал. Во время завтрака она подробно рассказывала матери содержание серии, комментируя и обсуждая поведение героев. Валентина Прокофьевна старалась не показать дочери, насколько ей это не интересно, сама она жила вполне реальной жизнью, хлопот и забот по дому ей хватало вполне. Но Лера, особенно после развода с Егором, ушла «в телевизор» полностью. Она могла по нескольку дней не выходить из дома, не переодеваясь из пижамы и не причесываясь. Иногда двум ее приятельницам, одиноким и веселым дамочкам, по просьбе Валентины Прокофьевны удавалось вытащить ее в кафешку, но они потом сами жалели об этом: Лера сидела с кислой физиономией, с тоской поглядывая на часы. Ни о каких знакомствах с кавалерами речи не шло. Сначала они думали, что она переживает развод и не может забыть своего бывшего мужа. Но нет, спросив ее о Беркутове, они в ответ получили только удивленно вскинутые брови и полное непонимание: «Это что это вдруг вы о нем?». Доложив Валентине Прокофьевне, что Лера и не вспоминает свой распавшийся брак, они развели руками, мол, мы сделали, что могли. Валентина Прокофьевна успокоилась. Ну, пусть уж смотрит телевизор. Однако она все чаще присматривалась к дочери. Однажды, зайдя к ней в спальню, она увидела, что та плачет навзрыд, размазывая слезы кулаками по щекам, как она делала только в детстве. Подумав, что дочь переживает за экранного героя, она посмотрела на телевизор, но он был выключен. Но, Лера держала в руке пульт. Испугавшись, Валентина Прокофьевна, кинулась к дочери. Но Лера неожиданно зло зыркнув на мать, процедила сквозь зубы: «Уйди». Валентина Прокофьевна включила маленький телевизор на кухне. Пощелкав пультом, она удивилась: ни по одному из каналов сериал не показывали. Впрочем, и работал только СКАт. Валентина Прокофьевна присмотрелась: шел репортаж о вчерашнем взрыве в метро. «Что ее могло так расстроить?» – задала она себе вопрос. Через полчаса хлопнула входная дверь – дочь куда – то ушла. С этого дня она уходила часто. Молча, ничего не говоря матери. Иногда ее не было час – полтора, а как – то вечером, уйдя после ужина, она вернулась за полночь. Валентина Прокофьевна долго не спала, ждала ее, но все равно пропустила ее возвращение. Пока она, полусонная, вставала с кровати, Лера тихо прошмыгнула к себе в комнату и закрылась на защелку. Валентина Прокофьевна, кормя утром мужа завтраком, долго не могла решиться рассказать ему об этих отлучках дочери. В конце концов, когда Романов съел тарелку каши, запил ее большой кружкой кофе с молоком и, довольный, откинулся на спинку стула, она решилась. Выслушав жену, Романов посмотрел на нее и спросил: «И что? Ей сколько лет, мать? Баба она свободная, так чего ж ей не погулять?». Мысль о том, что Лера встречается с поклонником, как – то в голову Валентине Прокофьевне не приходила. «А ведь это самое простое объяснение», – подумала она тогда. Сомнения остались, но она загнала их в самый дальний угол своего сознания.

Да, она любила свою дочь. С первой минуты, как увидела ее красноватое, сморщенное в плаче, личико. Вернувшийся из командировки Романов, узнав, что у него родился не сын, напился в тот же день до беспамятства. Утром, проснувшись с головной болью, он никак не мог понять, что за звук так настойчиво прорывается сквозь похмельный гул. Толкнув ногой дверь маленькой комнаты, он невольно закрыл уши руками. В деревянной кроватке лежала его дочь и заливалась отчаянным плачем. Он взял ее на руки, сам до конца не понимая, зачем он это делает. Девочка тут же смолкла. Глазки приоткрылись, маленький ротик чмокнул, и Романов с удивлением увидел, что на кукольном личике расцвела самая настоящая улыбка.

– Валька, Валька, иди сюда скорее, она улыбается, – заорал он.

Валентина, уже несколько минут наблюдавшая эту сцену, спокойно подошла к мужу.

– Не кричи так, испугаешь. Правда, она красавица?

– Вся в тебя, – Романов с нежностью посмотрел на жену.

С этого момента Валентина Прокофьевна четко знала: у нее есть любящий муж, у дочки – любящий отец. Она даже не стала возражать, когда Романов назвал дочь Валерией: имя ей не нравилось. «Не Ирочка, так Лерочка», – успокаивала она себя.

«Мы оба виноваты, что Лерка выросла такая. Избаловали. Моя вина, конечно, больше, я – мать», – Валентина Прокофьевна опять грустно посмотрела на дочь.