Память, что зовется империей

– Я написала политический стих, соответствующий текущему моменту в моем опыте, – сказала Три Саргасс. – Если это измена, загляните в наш двухтысячелетний канон. Уверена, там измен найдется еще больше.

Шесть Вертолет пытался найти слова; не смог. С облачными привязками в руках он не мог даже жестикулировать, но Махит видела по напряжению в его плечах и челюсти, как ему хотелось всплеснуть руками или встряхнуть Три Саргасс, которая сидела безмятежной – подбородок на руках, локти на столе.

– Я вас арестовываю, – сказал он наконец. – Я… как представитель действующего министра Тридцать Шпорника приказываю этим сотрудникам министерства информации задержать вас.

– Клянусь звездами, – сказал Двенадцать Азалия, глядя на поморщившегося Три Лампу и пропуская мимо ушей слова Шесть Вертолета. – И вы правда это сделаете?

– Если попытаетесь уйти, вас остановят, – ответил Три Лампа. – Это я могу гарантировать.

– И ваши привилегии асекрет отозваны, – добавил Восемь Перочинный Нож, – пока ваш случай не рассмотрит тот, кто станет министром дальше…

– Ужасно в тебе разочарована, Восемь Перочинный Нож, – сказала Три Саргасс с картинным вздохом. – Ты всегда был таким горячим сторонником политики Два Палисандр…

– Довольно, – сорвался Шесть Вертолет. – У нас еще есть работа. А у вас – нет. Асекреты. Госпожа посол. – Он развернулся на каблуке и ушел, за ним по пятам следовали его подпевалы из министерства информации. Они вновь остались в конференц-зале одни – без дел, без зрелищ, ослепшие без привязок и новостных трансляций, взаперти во флуоресцентном освещении без окон. Даже кофе кончился.

Махит перевела взгляд с Три Саргасс на Двенадцать Азалию, сидевших по бокам.

– А теперь, – сказала она с куда большей уверенностью, чем сама ощущала, – будем ждать.

* * *

Ожидание было невеселым. Махит казалось, будто она находится в герметичной капсуле, защищенной от радиации и разложения, но кувыркающейся в открытом космосе – безо всякой гарантии, что, когда капсулу раскроют, ей будет куда возвращаться. В конференц-зале министерства информации не было ничего; ни шума снаружи, ни криков солдат или марша легионерских сапог. Ни многолюдных улиц Города с блеском шлемов Солнечных или ковром фиолетовых цветов…

Три Саргасс опустила голову на сложенные руки на столе. Махит не знала, дремлет она или просто пытается не думать. Так или иначе, она ей завидовала. Не думать – роскошь для других. Не думать было невозможно, а ей уже хотелось полезть на стенку. Она то и дело представляла все причины, почему Девятнадцать Тесло, даже несмотря на свой статус, не бросит вызов Тридцать Шпорнику ради одного лселского посла. Худшая из возможностей – что они с Тридцать Шпорником уже союзники, и она просто соглашается с его решениями по министерству информации. Вторая худшая возможность – что Девятнадцать Тесло оценила баланс сил, поняла, что вызов Тридцать Шпорнику не имеет шансов на успех, и предпочла не высовываться и пересидеть переворот, кто бы в нем ни победил…

Второе ее наверняка не устроит. Это на нее не похоже. В Махит теплой волной поднялась уверенность: не совсем собственная, а составленная из ее и Искандра воспоминаний.

– Такое ощущение, что мне руки отрезали, – сказал Двенадцать Азалия в глухой тишине. – Все тянусь к новостным трансляциям – а их нет, есть только я, и никакой империи, раскрывающейся по мановению руки.

<Одиноко быть тейкскалаанцем без всего Тейкскалаана, – прошептал Искандр. – Вот чему я точно нисколько не завидую>.

«Мы никогда не будем одни, – подумала Махит. – Мы с тобой. В этой жизни».

<Или в следующей>.

«Если после меня еще будет лселский посол».

<Если после тебя будет лселский посол и нашу имаго-линию решат сохранить>.

Махит надеялась – маленький теплый свинцовый шарик в животе, – что решат. Что эта неделя, она, она вместе с Искандром не пропадут зря. Что ее нынешние знания – внешняя угроза Тейкскалаану, которую она носила в разуме, словно свой собственный ядовитый цветок, координаты собирающихся кораблей пришельцев, достойная внешняя угроза, чтобы отменить любую завоевательную войну, – что эти знания не умрут с ней и Искандром. Что их не заткнут вместе с ней и Искандром.

И тем не менее она ненавидела ожидание. Так легко представлялось, что происходит снаружи – сотня разных версий на основе эпической поэзии, дурацких фильмов и контрабандных документальных съемок тейкскалаанских захватнических войн против планет на краю известного космоса. Стоит начать пальбу – и все повторится в сердце империи. Повторится в точности. Вот в чем проблема. Империя есть империя – и то, что соблазняет, и то, что давит челюстями-капканами, которые будут трясти планету, пока не переломят хребет и та не умрет.

* * *

Махит поняла, что долгому ужасному коротанию времени, бесформенно плывущему в пустом неизменном освещении конференц-зала, пришел конец, по шуму из коридора – крики, грохот двери. Пауза, затем еще больше лязга, словно что-то со стойки смахнули на пол.