Дарц Тарац, лселский советник по шахтерам, наблюдает за удаляющимся кораблем – за его огромной дремлющей угрозой, тяжело нависшей и поглощающей половину горизонта, открытого из иллюминатора в зале Лселского совета. Для Тараца это вездесущее затмение знакомых звезд лишь очередное доказательство тейкскалаанского голода по космосу станционников. Скоро может наступить день, когда такой корабль не уйдет, а обратит ослепительный огонь энергетического вооружения на хрупкую металлическую скорлупку, где находятся тридцать тысяч жизней, в том числе жизнь Тараца, и брызнут они в убийственный холод, словно семена из раздавленного плода. Пути необузданной империи, верит Тарац, неизбежны.
Над стратегическим столом, за которым заседает на собраниях Лселский совет, не светится голограмма: здесь лишь голая металлическая поверхность, затертая множеством локтей. Тарац снова задумывается над простой загадкой, почему удаляющийся корабль по-прежнему излучает столь ощутимую угрозу, – и отворачивается от иллюминатора, возвращается на свое место.
Быть может, пути необузданной империи и неизбежны, но Дарц Тарац хранит тихий, решительный и лукавый оптимизм:
– Что ж, с
Дарцу Тарацу лучше знать: это он отправлял
– Было бы лучше, – говорит он, – если бы мы могли отправить ее с имаго, не устаревшим за пятнадцать лет. Ради ее же блага и нашего.
Советница Амнардбат – чей собственный имаго-аппарат, этот тонко настроенный неврологический имплантат, хранит записанные воспоминания шести предыдущих советников по культурному наследию, передававшиеся от одного к другому, – не может и представить того, чтобы говорить с Дарцем Тарацем без предыдущих пятнадцати лет опыта. Будь она сама новым членом Совета с отставанием в пятнадцать лет, то была бы
– Это ваш недосмотр, – говорит она. – Это вы отправляли посла Агавна, а Агавн за все двадцать лет службы не удосужился вернуться к нам больше одного-единственного раза, чтобы передать обновленную запись имаго. И вот мы высылаем ему на замену посла Дзмаре с тем, что он оставил пятнадцать лет назад, только потому, что Тейкскалаан потребовал…
– Агавн свое дело сделал, – говорит советник Тарац, и советники по гидропонике и по пилотам за столом согласно кивают: посол Агавн сделал свое дело – не дал станции Лсел и всем остальным мелким станциям в их секторе стать легкой добычей для экспансионистских настроений тейкскалаанцев, взамен на что советники согласились смотреть сквозь пальцы на его проступки. Теперь же, когда Тейсккалаан внезапно потребовал нового посла без объяснений, что стало с прежним, большая часть Совета не торопится с признанием изъянов Агавна, пока не станет известно, мертв ли он, скомпрометирован или попросту пал жертвой какого-то внутреннего передела власти в империи. Дарц Тарац всегда его поддерживал – Агавн считался
– И Дзмаре сделает свое, – говорит советница Амнардбат. Махит Дзмаре была ее выбором из всех возможных новых кандидатов: идеальный вариант, думала она, для устаревшего имаго. Те же способности. Тот же настрой. Та же ксенофилическая любовь к культурному наследию, что находится вне ведения Амнардбат: известный интерес к тейкскалаанским языку и литературе. Идеальный кандидат для того, чтобы выслать с единственной существующей копией посла Агавна. Идеальный кандидат, чтобы унести эту скверную и оскверненную имаго-линию подальше от Лсела – возможно, навсегда. Если Амнардбат не ошиблась в расчетах.
– Уверена, Дзмаре справится, – говорит советница по пилотам Декакель Ончу, – а теперь можно приступить к