Память, что зовется империей

Для путешествия в империю Тейкскалаан требует следующие удостоверения личности: а) генетическая запись, подтверждающая исключительное право собственности на свой генотип и отсутствие клонродов, ИЛИ нотариально заверенный документ о том, что ваш генотип уникален как минимум на 90 процентов и ни одно другое лицо не имеет на него ЗАКОННОГО права; б) перечень товаров, имущества, валюты и объектов интеллектуальной собственности для ввоза; в) разрешение на работу от зарегистрированного в Тейкскалаанской системе работодателя, подписанное и нотариально заверенное, с указанием зарплаты и обеспечения, ИЛИ справка об отличных результатах на экзаменах Тейкскалаанской империи, ИЛИ приглашение от физического лица, государственной организации, бюро, министерства либо другого уполномоченного лица вместе с уточнением дат пребывания в космосе империи, ИЛИ справка, подтверждающая наличие средств для самообеспечения…

Анкета 721Q, заявление на получение визы в иностранных секторах

Махит опускалась к Городу – столичной планете в сердце Тейкскалаанской империи – на семени-челноке: скорее пузыре, чем судне, где едва ли вмещались ее тело и багаж. Она вылетела с борта имперского крейсера «Кровавая Жатва Возвышения» и прожигала атмосферу на траектории к поверхности планеты, из-за чего вид искажался. Таким она впервые увидела Город своими собственными глазами – не на инфокарте, голограмме или имаго-воспоминании: в нимбе белого пламени, светящимся, словно бесконечное мерцающее море: целая планета, обращенная в величественный и урбанистический экуменополис. Здесь даже темные пятна – еще не одетые в металл старые метрополии, пришедшие в упадок районы, укрощенные остатки озер, – казались населенными. Лишь океаны остались нетронутыми – но тоже переливались, словно сине-бирюзовый бриллиант.

Город был очень красивым и большим. Махит нередко бывала на планетах – ближайших к станции Лсел, не совсем враждебных для человеческой жизни, – и тем не менее увиденное повергло ее в благоговение. Быстрее забилось сердце; от пота прилипли ладони к ремням безопасности. Город выглядел именно так, как его всегда описывали в тейкскалаанских документах и песнях: жемчужина в сердце империи. С сияющей атмосферой в придачу.

<Такое впечатление и задумывалось>, – сказал ее имаго. Он был слабым привкусом помех на кончике языка, проблеском серых глаз и темной от загара кожи на периферии зрения. Голос на задворках разума, но не совсем ее: где-то ее лет, но мужской, и задорно-самодовольный, и рад оказаться здесь не меньше ее. Она почувствовала, как ее губы изгибаются в его улыбке – тяжелее и шире, чем комфортно мышцам ее лица. Они еще не привыкли друг к другу. Его выражения еще были слишком сильными.

«Проваливай из моей нервной системы, Искандр», – послала она ему мысль с шутливым укором. Имаго – то есть имплантированной, интегрированной памяти предшественника, наполовину обитающей в ее неврологии, а наполовину – в маленьком керамико-металлическом аппарате, прицепившемся к спинному мозгу, – не полагалось захватывать нервную систему без согласия носителя. Впрочем, в самом начале отношений согласие – штука сложная. Версия Искандра в ее разуме все еще помнила, что имеет тело, так что иногда он пользовался телом Махит как своим собственным. Ее это беспокоило. Между ними все еще оставалось расстояние – а пора бы уже стать единым человеком.

Впрочем, в этот раз он удалился легко: искрящая щекотка, электрический смех.

<Как пожелаешь. Можешь показать, Махит? Хочется еще разок полюбоваться>.

Опять взглянув на Город – уже ближе, и космопорт поднимался навстречу челноку, словно цветок из страховочных сеток, – она пустила имаго посмотреть ее глазами и ощутила прилив его восторга, как свой собственный.

«Что ты там видишь?» – подумала она.