Память, что зовется империей

– Посол Махит Дзмаре со станции Лсел. К вашим услугам и к услугам его величества, да будет его власть сияющим пламенем в бездне, – раз это ее первый официальный контакт с тейкскалаанским двором, она употребила почетное обращение, которое аккуратно подобрала после совещания с Искандром и Лселским советом: «сияющее пламя» – прозвище императрицы Двенадцать Солнечная Вспышка в «Истории экспансии, приписываемой Псевдо-Тринадцать Реке», где впервые упоминалось имперское присутствие в космосе станционников. Таким образом, сейчас Махит показывала как свою эрудицию, так и уважение к Шесть Пути и его титулу; а вот слово «бездна» аккуратно обходило тейкскалаанские претензии на те части космоса станционников, которые не являлись космосом.

Знала ли подтекст этой отсылки Три Саргасс, понять было трудно. Она терпеливо дождалась, пока Махит снова подхватит багаж, и тогда сказала:

– Держите покрепче. Вас срочно ожидают в Юстиции по вопросу касательно предыдущего посла, и по дороге вы еще встретите людей самого разного положения.

Ну хорошо. Махит не будет недооценивать способность Три Саргасс к ехидству – как и ее способности в остроумии. Она кивнула, и, когда чиновница развернулась на месте и двинулась по рукаву, последовала за ней.

<Здесь никого не стоит недооценивать, – заметил Искандр. – Культурная посредница провела при дворе половину твоей жизни. Она свою должность заслужила>.

«Нечего теперь поучать – сам выставил меня растерявшейся варваркой».

<Мне что, извиниться?>

«А ты раскаиваешься?»

Махит слишком легко представила его выражение лица: лукавое, спокойное, как у тейкскалаанца; полные губы, помнившиеся по его голограммам, раздвинули и перекосили ее собственные.

<Не хочу, чтобы ты чувствовала себя варваркой из-за меня. Этого ты еще вдоволь наслушаешься от них>.

Вовсе не раскаивается. Была хотя бы ничтожная вероятность, что он сконфужен, но если и так, то это он чувствовал в обход ее эндокринной системы.

* * *

В следующие полчаса ею руководил Искандр. Махит даже не могла обидеться. Он вел себя в точности так, как и полагается вести себя имаго – кладезю инстинктивных и автоматических навыков, которые еще не успела накопить сама Махит. Он знал, когда пригибаться в дверях, сделанных по росту тейкскалаанцев, а не станционников; когда прятать глаза от растущего блеска Города, отражавшегося в стекле лифта, который полз вниз по внешней стене космопорта; насколько поднять ногу, чтобы сесть в наземную машину Три Саргасс. Исполнял ритуалы вежливости, как местный. После промашки с багажом он остерегался двигать руками, зато Махит позволила ему командовать, как долго поддерживать зрительный контакт и с кем, под каким углом склонять голову в приветствии, – всеми мелочами, что обозначали: она не такая уж чужая, не такая уж варварка, в Городе по праву. Защитная окраска. Чтобы слиться с местными, не будучи местной. Она чувствовала, как любопытные взгляды соскальзывали с нее и приковывались к куда более интересному придворному платью Три Саргасс, и дивилась, насколько же Искандр любил Город, раз настолько в нем освоился.

В наземной машине Три Саргасс спросила:

– Вы уже много времени провели в мире?

Махит пора было перестать думать на любом языке, кроме тейкскалаанского. Три Саргасс заводила стандартный вежливый разговор – «вы уже были в моей стране?» – а для ушей Махит это прозвучало чуть ли не экзистенциальным вопросом.

– Нет, – сказала она, – но я с самого детства читала классику и часто думала о Городе.

Похоже, такой ответ Три Саргасс одобряла.

– Не хочу вам наскучить, госпожа посол, – сказала она, – но если желаете краткую устную экскурсию по достопримечательностям на нашем маршруте, то я с удовольствием зачитаю соответствующий стих. – Она щелкнула кнопкой со своей стороны машины, и окна стали прозрачными.

– Это не может наскучить, – честно ответила Махит. Город снаружи был сливающимся пятном из стали и бледного камня, по стеклянным стенам небоскребов скользили неоновые огни. Они находились на одном из центральных колец, что спиралью шло через муниципальные здания к самому дворцу. Собственно, это был скорее не дворец, а город-внутри-города. По статистике, в нем насчитывалось несколько сотен тысяч обитателей, и любой даже в мелочах отвечал за работу империи – от садовников до самого Шесть Пути: каждый подключен к информационной сети, гарантированной гражданам, и каждого постоянно омывал поток данных, диктовавший, где быть, что делать, как пойдет сюжет их дня, недели и эпохи.