Я из последних сил подхватил Полито, как мешок с картошкой:
– Помогите! Пожалуйста!
Человек, открыв наконец дверь подъезда, обернулся:
– Боже мой, конечно! Сюда!
Он придержал дверь и помог мне нести Полито. Наш спаситель выглядел немногим лучше нас. На вид около шестидесяти, неопрятный, слабосильный, и так кашлял, что можно было только диву даваться, как он еще жив. Несмотря на это, глаза за круглыми стеклами очков были ясные и проницательные.
Он отвел нас в квартиру, которая оказалась, к счастью, на втором этаже. Он остановился в ней на несколько дней с матерью, восьмидесятилетней старухой, которая с отсутствующим видом приветствовала нас с дивана.
– Мама, я же просил вас сидеть подальше от окна!
Квартира принадлежала его старому другу, преподавателю Барселонского университета. Я сообщил, что мой отец тоже преподаватель. Незнакомец сказал, что его зовут Антонио, и добавил, что приехал из Валенсии. По всему было видно, что человек он умный и образованный. В его речи было много книжных слов и выражений. Я не все их понимал, но был уверен, что мой отец был бы счастлив с ним побеседовать.
Казалось, он знает все обо всем, и, судя по тому, как он критиковал войну и фашистов, которые вот-вот ее выиграют, передо мной был истый республиканец. И заядлый курильщик: он выходил на улицу в надежде купить сигареты. Да только где было купить сигареты в такой день? Говорят, что курить вредно, но нам его пагубная привычка спасла жизнь.
После того как он трижды спросил, нет ли у меня сигарет, и я трижды ответил, что не курю, мы перенесли Полито в комнату для гостей – самую большую и красивую, какую я только видел. Антонио с грустью признался, что не слишком разбирается в медицине, но хозяин квартиры говорил, что среди соседей есть врач, к которому можно обратиться в случае необходимости. Одна беда: Антонио не помнил этажа, а их в доме было семь.
– Четвертый. Вторая дверь, – откликнулась с дивана его мать.
– Вы уверены, мама?
– А какая разница? Если сам не знаешь.
Антонио склонил голову, словно говоря: “А что нам остается”.
Я положил гитару и вышел из квартиры. Подошел к второй двери на четвертом этаже и постучал костяшками пальцев.
– Кто там? – отозвался мужской голос.
– Добрый вечер! Простите за беспокойство, но нам на втором этаже нужна ваша помощь.
– Моя помощь? Зачем?
– У нас раненый.
– Кто-то из соседей?
– Не все ли равно! – Разговаривая с дверью, я начинал злиться.
– К сожалению, ничем не могу помочь.
Я хотел возразить, когда за дверью послышался женский голос, вступивший с мужским в самый невероятный спор, какой можно услышать с лестницы.
– Папа, что ты делаешь?
– С кем-то разговариваю.
– С кем?
– Не знаю. С соседом.
– А почему не открываешь?
– Вдруг он не сосед.
– А что ему нужно?
– Помощь.
– Какого рода помощь, папа?
– Человек ранен! – крикнул я, уповая на благоразумие второго голоса.
– Папа, открой.
– Ты с ума сошла? Может, это воры.
– А что они могут у нас украсть?
– Кофейные чашки, например.
– Папа, открой немедленно.
– Нет.
– Где ключ?
– В надежном месте.
– Папа, если человек ранен, мы должны помочь.
– Почему? Кто помог твоей матери?
– Вот именно, папа, вот именно!
Думаю, что слово “папа” наконец смягчило моего собеседника, потому что почти сразу послышался звон ключей, а следом щелчок повернувшейся ручки.
Наконец я их увидел. Первый голос принадлежал мужчине с толстым животом и седой ухоженной эспаньолкой, второй – невысокой девушке чуть старше меня.
– Я не вор, – сразу сказал я, – хотя не прочь взглянуть на эти чашки.
– Видишь, Лолин? Я тебе говорил, я предупреждал.
– Папа! Он шутит. – Девушка повернулась ко мне: – Простите, в этой квартире давно утрачено чувство юмора. Так что же случилось?
– Мой друг лежит раненый в квартире на втором этаже, Антонио сказал, что вы можете помочь.
– Сеньор Мачадо?
– Что за сеньор Мачадо? – вмешался мужчина.
– Друг сеньора Кампельо, – пояснила девушка, но ее отец по-прежнему глядел недоверчиво. – Поэт, папа, поэт, который теперь тут живет!
– Не нравится мне это дело. Я отсюда чую дурной запашок, – проворчал отец, не сводя с меня глаз.
– Сеньор Кампельо предупредил, что его друг остановится здесь на несколько дней по пути во Францию, помнишь? – терпеливо объясняла девушка.
Я не верил, что этот человек сможет помочь Полито, каким бы чудесным врачом он ни был. Он был ненормальным. Явный пример того, как лекарство может быть опаснее болезни.
– Знаете что? Простите за беспокойство!
– Никакого беспокойства, – ответила она.
– Твоему отцу это, похоже, не нравится, и я не…
– Какая разница, что думает мой отец.
– Не знаю, что и сказать… Он мне нужен.
– Зачем? – удивилась она.
– Я? – Тот удивился еще больше.
Я сошел с ума? Что с ними вообще?
– Наверное, вы меня не поняли. Мой друг ранен, нужен врач.
– Мы прекрасно тебя поняли. И я могу помочь, – заявила она с гордостью и одновременно с обидой.
– Ты?
– У меня есть имя – Лолин, и профессия – медсестра.
– Черт, слава богу, – вырвалось у меня.