Память – это ты

Она улыбнулась и попросила минутку подождать. Мы с ее отцом остались наедине и погрузились в неловкое молчание. Он по-прежнему смотрел грозно, но мне от этого было скорее смешно.

– Вы правда не покажете мне чашки? – пошутил я.

– Даже не мечтай.

– А если я приду к вам на кофе?

– Нальем в стаканы.

Лолин вернулась с чемоданчиком в руках.

– Пойдем! – подтолкнула она меня, одновременно кивая отцу.

Мы сбежали по лестнице, и Антонио сообщил, что Полито очнулся, но очень слаб. С Лолин мне было спокойнее. Она действовала ловко и уверенно и была похожа на энергичного домовенка.

– Принеси мне чемоданчик, – приказала она, расстегивая Полито рубашку. – Что с ним случилось? Это ты постарался?

– Нет… Бандиты.

Снова пролетели самолеты, кровать задребезжала.

– Бандиты? Да уж… – она осматривала Полито, чтобы не пропустить серьезную рану или воспаление, – хорошо его отделали.

– Неплохо…

– Ты-то сам в порядке? Болит что-нибудь?

– Все нормально.

– Как тебя зовут?

– Гомер.

– Так, Гомер. Посиди с ним. Я кое-что продезинфицирую, зайду к соседу за каким-нибудь алкоголем. Я мигом. – Ураган, а не девушка. И прирожденный командир.

Я сел рядом с Полито.

– Красотка, – выдавил он.

– Да что ты смог разглядеть?

– Мне и одного глаза хватает.

– Это точно… – я попытался скрыть беспокойство, – а у нее их на самом деле два.

– Я сейчас не в лучшем виде, а?

Я грустно покачал головой. Мне больно было на него смотреть.

– Черт, Поли…

– Не надо.

– Чего не надо?

– Я тебя знаю. Ты такой дурак, что винишь во всем себя, – прошептал он.

Он и правда видел одним глазом больше, чем я думал. И самое ужасное, мне не приходило в голову ничего умного или забавного, но Полито, как всегда, заполнил паузу:

– Я сам это затеял…

– Выходит, что дурак, который во всем винит себя, – это ты.

– С этим ты не поспоришь, ты знаешь, что так и есть. Это я виноват.

– Не говори глупости.

– Я хотел вернуть его тебе, но…

– Но оказалось, что ты идиот. – За ругательствами я пытался скрыть чувства. – Медальон – моя проблема. Только моя.

– Нет. Наша, Гомер…

– Поли, это неважно. Забудь.

– Нет. Это важно. Я знаю, он тебе очень дорог, а еще это вечное напоминание о нашем знакомстве, тогда я повел себя как последний мерзавец. Я хотел покончить с этим, вернуть его и начать сначала… Понимаешь?

– Понимаю, Поли…

– Ты мой единственный настоящий друг за всю мою жизнь.

– Поли, мы с тобой не друзья, мы как братья. Так что лучше выздоравливай поскорее, ты мне нужен, ладно?

Я стиснул его руки, у нас в глазах стояли слезы. Я чуть не разрыдался по милости этого засранца, когда девушка-ураган влетела в комнату:

– Вот и я. Вы тут как на похоронах. Не бойся, твой друг поправится.

– Мне нужно идти. – Я устремил на Лолин умоляющий взгляд.

– Я все время буду здесь, – успокоила она меня.

– Спасибо.

– Ты спятил? Нельзя на улицу. Куда ты собрался? – прошелестел Полито.

– Забыл кое-что на плите, – пошутил я. Кажется, у меня уже неплохо получалось.

Я оставил Полито с Лолин и простился с Антонио. То был первый и последний раз, что мы виделись с ним.

Некоторые люди исчезают так же внезапно, как и появляются, но за одно-единственное мгновение успевают изменить нашу жизнь навсегда. Если Полито выжил в ту ночь, то отчасти благодаря Антонио Мачадо и его человечности. Полито обязан жизнью поэту, возникшему ниоткуда и помогшему нам. Обязан потрясающей крошке-медсестре и даже ее ненормальному папаше… Люди приходят и уходят. У каждого – своя жизнь, своя судьба, свои устремления. Они встречаются на нашем пути. Одни по ошибке. Другие случайно. И лишь немногим предназначено идти вместе с нами.

Куда вела меня моя дорога? К отцу? Навстречу Хлое? Возможно ли снова стать теми, кем мы были? Как идти вперед, когда то, что ты любил, осталось позади?

Кто-то, возможно, ответит, что дорога – только след за моей спиной. Что нет впереди дороги, мы торим ее целиной, а обернувшись, увидим тропу, которой нам не суждено пройти снова[22]. Человек, сказавший это, высушил мою одежду и пожал мне руку. Через несколько часов за ним приедут на машине и отвезут с матерью во Францию, прежде чем мятежники войдут в Барселону.

К сожалению, этот замечательный человек умрет всего месяцем позже во французском Кольюре. Его мать последует за ним три дня спустя. Ему останется моя вечная благодарность, миру – его слова, а мне – его брюки. И в них мой путь мог лежать только вперед.

12. “Уругвай”

Когда я дошел до порта, ночь была глубокой, а море темным. Я остановился на молу, разглядывая два корабля перед собой. Проклятье: они были не пришвартованы, а стояли на якоре на расстоянии, с которого нельзя прочесть названия. Похоже, придется плыть, несмотря на холод. Какова температура воды в январе?.. Какая разница. Отец был рядом. Я чувствовал его, сердце трепетало, словно тоже знало это.

Я готов был прыгнуть в воду, когда увидел, что к соседнему пирсу приближается шлюпка. Четыре человека гребли, переговариваясь вполголоса, а пятый стоял на носу с мощным фонарем. Я спрятался за ящиками.