Память (Книга вторая)

«Практичность во всем, — писала „Русская старина“ почти сто лет назад, — и в делах, и в воззрениях, полное отсутствие идеализма, мечтательности и глубокое понимание сущности вещей, находчивость, умение всегда ко всему приноровиться, необыкновенно здравое и меткое суждение обо всем и тонкая здравая логика-вот отличительные черты интеллектуального и нравственного облика Татищева». Чтобы порельефней представить эту могучую фигуру, приведу некоторые факты, связанные, с его деятельностью, обстоятельствами жизни и смерти. Знаток трудов Бэкона, Декарта, Лейбница, Гоббса, Локка, он участвовал как воин-артиллерист в штурме Нарвы, Полтавской битве и прутской кампании; этот специалист горнорудного дела открыл и по достоинству оценил немало редких манускриптов, и в их числе ценнейшую Русскую Правду Ярослава Мудрого-первый законодательный сборник нашего средневековья, а также «Судебник» Ивана Грозного, побывал с различными важными государственными поручениями в Германии, Польше, Дании, Швеции, вывез оттуда множество книг; основал теперешний Свердловск, открыл уникальную железную гору, назвав ее Благодатью, — она два с половиной века снабжала сырьем уральские заводы; этот бывший астраханский губернатор тридцать лет трудился над своей «Историей Российской», беловой экземпляр которой погиб в пожаре, а часть уцелевших черновиков впервые увидела свет спустя восемнадцать лет после смерчи автора; варианты этого феноменального труда с обширными комментариями были напечатаны еще через сто лет, я только революция сделала общим достоянием частные архивы, где хранилось немало рукописей В. Н. Татищева; после войны вышло первое подлинно научное издание его «Истории Российской». Отдав все силы служению родине, В. Н. Татищев, преследуемый всесильным Бироном и прочими недоброжелателями, значительную часть жизни прожил подследственным, подсудным и опальным, даже сидел в Петропавловской крепости, а последние двадцать пять лет, отстраненный от всех должностей, провел в деревне под Москвой… И вот, согласно семейному преданию, настал час, когда он заказал себе гроб, поприсутствовал при рытье могилы и попросил священника, чтоб завтра тот приехал приобщить его. Курьеру, прискакавшему в тот день из Петербурга с указом о прощении и орденом Александра Невского, вернул орден за ненадобностью. Назавтра он дал последние наставления детям и внукам, принял священника и скончался…

Ежемесячный исторический журнал «Русская старина» летом 1887 года с горечью писал, что могила столь достойного сына отечества находится в крайне запущенном состоянии. Об этом же сообщил еженедельник «Литературная Россия» летом 1980 года… Стыдоба-то какая на весь белый свет! А ведь там, в десятке километров от Солнечногорска, и не требуется многого. Неужто всем за последнее столетие стало так уж некогда? Только я не верю, что среди нынешних московских студентов-историков, например, совсем не осталось настоящих русских парней…

Снова к вятичам, эпониму Вятко и подлинному историческому лицу Вячко. Полное имя Вячко или Вячека — Вячеслав. Однако что оно значит? Понятны современные, скажем, сербские имена Мирослав и Драгослав или русские Святослав, Владислав, Ярослав, Станислав; Ростислав и Всеслав из «Слова о полку Игореве» и даже прозвище, хотя и спорное по смыслу, «Гориславлич». Но что означает русское имя Вячеслав и его корень «вяч» или, например, чешское Vaceslav и его корень «vac»?

А корни «вят» и «вяч», несомненно, близкие, но по каким законам они изменяют окончание и как это влияет на смысл при словообразованиях? Вопросы совсем любительские, почти праздные, и я подосадовал, что необходимость и даже возможность создания словаря корней отрицал величайший любитель и знаток русского слова Владимир Даль. Заглянув в его словарь, я нашел «вятку» — этим словом называли лошадь местной породы, выведенную в бассейне реки Вятки. А как этот замечательный знаток и толкователь русских слов, собравший их в своем бесценном словаре более 280 тысяч, в том числе и малоупотребительных, диалектных, местных, забыл слово «вятичи»?

Поразительно, даже не верится! «Вятичей» в «Толковом словаре живаго великорускаго языка» действительно нет, хотя Даль его употреблял в своих художественных произведениях, например в «Оборотне»: «Вятичи нередко сильно тоскуют по своей родине…» И совсем уж огорчило и почти обезнадежило меня высказывание В. И. Даля насчет словаря корней: «Корнеслов… это труд неблагодарный и часто бесполезный, выводы таких розысканий бывают более плодом увлечения, чем открытых истин; каким образом одно слово вырастало из другого, а тем более на первоначальном корне своем, этого никто не покажет».