Память (Книга вторая)

В этимологическом словаре русского языка, выпущенном перед революцией другим замечательным словолюбом А. Преображенским, преподавателем 4-й Московской гимназии, не только приведены соответствия слову «вящий» в старославянском, словенском, болгарском, сербском, чешском, польском, верхне— и нижнелужицком, исчезнувшем полабском языках, но и нашлось совсем нежданное — этот общеславянский корень, оказывается, полуобразует старославянское имя Вяштеславъ, где вместо "я" тоже значится «юс малый», и русское Вячеслав, что значит, очевидно, «великославный», «многославный», «достославный», «славнейший», современным книжным словам «вящий» и «вяще» (больший, больше) в старорусском соответствовали, в частности, «вятшии», «вячьшии» и «вяче». А сходному чешскому имени Vaceslav соответствует польско-чешское Wactav и латинское Venceslaus с его первокорнем «Venc»…

Однако все это было, по Далю же, всего лишь «плодом увлечения», а мне хотелось найти авторитетное научное объяснение, «каким образом одно слово вырастало из другого, а тем более на первоначальном корне своем». Не нашел даже подтверждения догадке, но почему-то никогда не забывал о ней, досадливо сетуя при бессоннице на свою филологическую беспомощность, но вдруг один счастливый случай нежданно вернул меня к этим корням-мучителям «вят», «вяч» и «вящ».

И главная, вящая находка пришла, как это ни странно, через мой давнишний интерес к «Слову о полку Игореве»! В бессмертной этой поэме я, как и другие любители, помню чуть ли не каждое слово и разные значения многих одинаковых; слово «старый», например, употребляется четырежды, и всякий раз в новом смысле! В тексте нет «вятичей», зато есть замечательное словообразование «русичи», нет слова «вящий», есть «вещий», только мне помогли не эти и вообще даже не исходнославянские слова поэмы. Первопричиной находки стали заимствованные слова восточного происхождения.

Много лет я собираю издания «Слова», какие могу найти, ищу любую книгу и публикацию о нем-покупаю, вымениваю, с сердечной дрожью принимаю в подарок, досаждаю авторам, выпрашиваю редкости во временное пользование и не дошел еще разве только до воровства и сквалыжного зажиливания. Когда я взял в руки книгу Менгеса "Восточные элементы в «Слове о полку Игореве» (М., 1979), то никак не предполагал найти в ней то, что так давно искал. Немецкий филолог Карл Генрих Менгес, родившийся в 1908 году, — большой знаток «Слова о полку Игореве», русского и превеликого множества других языков. Он учился в трех немецких университетах и МГУ, жил в Чехословакии, Турции, Америке, много раз бывал в нашей стране, изучая средневековые русские рукописи, культуру и языки восточных народов. В его книге использованы лексические пласты языков, в сущности, всей Евразии — от ирландского до японского, от нганасанского до тамильского. Почти невообразимый языковой космос величайшего из материков открывается в его работе! Предполагаю, что многие читатели даже никогда не слышали о самом существовании некоторых языков, которыми оперирует ученый. Перечислю, к примеру, только языки, которые привлекает Менгес в своем сравнительном филологическом анализе, чтобы разобраться в происхождении такого обыкновенного слова, как «телега»: протомонгольский, древнемонгольский, письменно-монгольский, современный монгольский, халхасский, ордосский, монгорскнй, китайский, древнерусский, сербохорватский, словацкий, древневолгобулгарский, арабский, венгерский, румынский, туркменский, якутский, орхоно-енисейский, древнеуйгурский, кашгарский диалект уйгурского, чувашский, восточноболгарский, чагатайский, куманский, аккадский, шумерский, караимский, бурятский, турецкий, болгарский, чешский, армянский, персидский, сибнрскотюркский, тувинский, маньчжурский, тунгусский, эвенкийский, эвенский, нанайский, ульчский, негидальский, аварский, орочский, тамильский, общесемитский, корейский, алтайский, русский, малаялам и каннада…

И вот в авторском очерке ранней истории славян, открывающем книгу, я впервые увидел рядом корни «вят» и «вящ», напечатанные старославянским шрифтом. Близкие по своему древнему происхождению, принадлежности к одной языковой европейской семье и географическому району, написанию и звучанию, они сближались авторитетнейшим филологом-этимологом и по смыслу. Давно я так не радовался! Однако в этом же большом абзаце специального историко-филологического текста со ссылками на древнегреческие, санскритские, осетинские, арабские, персидские и т. д. слова содержалось еще нечто совершенно сенсационное, чем я спешу поделиться с читателем, если он не устал от путешествия по дебрям корнесловия.