Память Крови

— Привет! Кто? А-а-а, Катюха! Сразу не узнал, богатой будешь. А меня угадаешь? Да, Витек! Молодец. Мне Фома говорил, что ты позвонить можешь. Нет, Катюша, нет его. Залег пока на дно. Тут у нас тучки на горизонте, надо кое-какие вопросы порешать. Но я передам, что ты звонила. Кстати, Фома тебе вещички-то передал?.. Ага… Так ты не вздумай у себя в поселке сейчас их продавать… Это он раньше просил. А сейчас менты кругом пуржат, можно и у вас засветиться. Ты бы перекинула их сюда, а еще лучше — сама подъехала. Да, дело срочное. Автобус от вас через час уходит, успеешь. Утром уже здесь будешь. Пока все у надежных людей оставим. Конечно, конечно встретим. Ты телефончик запиши. Как приедешь, сразу позвони. Ответит наш парень, Жорка. У него устроишься и все будет ладом. Да ну, не бойся, никаких глупостей. У него своя подруга есть. Ну ладно, Катюха, до встречи!

Вернувшись, Гопа снова продемонстрировал Фоме лучшую из своих улыбок.

— Не Фарида звонила? — как можно небрежней спросил тот.

— Нет, супруга твоя, наверное, еще на боевом посту. А это так: то ли ошиблись, то ли разговаривать не захотели.

* * *

Заиндевевший на сорокаградусном морозе старенький ЛАЗ так и не успел оттаять. В Магадане всегда теплей, чем на трассе, но и минус двадцать с ветерком — не подарок. Тем более, что «теплые» охотоморские ветра дальше тринадцатого километра от города не пробиваются.

Причалив к автовокзалу, автобус испустил последний натужный вздох, выплюнул облако сизого пара-дыма и ознобно передернув латаным корпусом, замер. Народ из раскрывшихся дверей вывалился соответствующий. Толковые теплые шубы, тулупы, унты, торбаса. Никаких тебе сапожек и пижонских дубленок.

Невысокая, симпатичная девчонка в стандартной трассовской экипировке, постукивая ногами, окоченевшими от долгого сидения в прохладном салоне, направилась к телефону автомату.

На ее звонок ответили сразу.

Коротко поговорив, девчонка отошла сторону, чуть не споткнувшись о бомжеватого мужичка, подобравшего у нее из-под ног пустую бутылку, и встала прямо перед входом в здание автовокзала.

А через пять минут к ней подкатила знакомая по ее прошлому приезду «морковка». Сидевший за рулем молодой мужик лет тридцати — тридцати пяти помахал Ленке татуированной лапой и, высунув в окно коротко стриженую голову на бычьей шее, сказал:

— Привет! Садись!

— Ты Жорка?

— Он самый.

— А как меня узнал?

— Фома обрисовал. Едем ко мне, там тебя Танюха моя накормит, обогреет, а потом по делу потолкуем. Барахло привезла?

— Какое барахло? — насторожилась Катерина, — Фома мне только сережки с колечком давал.

— А что, по-вашему, по бабьи, рыжевье — не барахло? Как вы эти цацки любите! — рассмеялся Жорка.

— Да, вам, мужчинам, не понять, — кокетливо улыбнулась в ответ сразу успокоившаяся Катюха.

— Ладно, успеем о делах. Поехали.

Бомж подобрал еще одну бутылку, сунул в свой драный рюкзак и потопал куда-то, бормоча себе под нос фразы, свидетельствовавшие о хронической белой горячке:

— Гостью приняли. Пошли на хату.

Частный домик, к которому подъехал «воровоз», ничем не выделялся из скопища таких же жалких самостроевских лачуг, сгрудившихся в районе магаданского рыбного порта. Внутри обстановка тоже была не самой роскошной. Но уют и чистота этого жилья выгодно отличались от мерзкой атмосферы тех притонов, в которых все чаще и чаще приходилось бывать Катерине, втянувшейся в мелкие пока еще дела с перекупкой краденых вещей.

— Хорошо-о-о у вас, — стаскивая шубу, протянула гостья.

— Стараемся по-людски жить, — ответила молодая, красивая, одетая с иголочки хозяйка, — у нас здесь шпаны не бывает, все люди авторитетные. Жорка, как с последней ходки пришел, старых корешков отшил. Говорит: «Два раза пробухал свободу — хорош: пора завязывать. Серьезные дела с шушерой не делаются».

— И с бабами тоже, — язвительно добавил Жорка, — Катюха, конечно девчонка своя, но язык с порога нехрен распускать. А то в привычку войдет. Корми давай гостью, да и я жрать хочу.

Катерине хозяева понравились.

Жорка был свой в доску. Пить он правда не стал, — Я свое выпил, — но за дамами ухаживал, как положено.

Дамы же, прикончив пару бутылочек какого-то заграничного вермута, раздухарились не на шутку и, нахохотавшись всласть, с еще большим наслаждением принялись за свежие сплетни.

Татьяна рассказала о Светке, последней пассии Фомы и, уловив женским чутьем затаенную ревность Катерины, промыла косточки «этой сучке» по полной программе.

А Катюха рассказала про свой прошлый приезд, как скупо и холодновато тогда привечали ее магаданские «крадуны», не в пример своим, сусуманским. Те ей сразу доверились. И правильно. Уж она-то своих под расстрелом не сдаст. Вот, например, когда Серега Белек хату у председателя старательской артели выставил, кто все барахло месяц у себя держал? Она, Катерина! Ни один мент не разнюхал. У нее и сейчас дома печатка председательская лежит. Шикарная штука!..

Утром Катюху разбудил озабоченный хозяин.

— Человек приезжал, говорит: Фому взяли, с поличняком. Точно Светка, падла, подставила!

— Ой, а что делать-то!