Память льда (ЛП)

Этой истины Итковиан не ожидал, не подготовился к ней.

…Ишарак Улан, рожденный третьим в семье Инала Тоома и Сульты А'рад из клана Нашар, клана самого Крона, весной года Больного Мха в земле Сырой Меди. Я помню…

…помню…

…снежный заяц, трепещущий в тени моей протянутой руки, моей детской ручонки. Полосы на белом, обещание лета. Дрожащая рука, дрожащий заяц, рожденные в один зимний день. Тянутся друг к другу. Касание жизни — биение сердечка, жаждущий стук, и моя грудь отзывается потаенной музыке мира… я помню…

…Калас Агкор — мои руки обняли маленькую Ялу, сестренку, ее лихорадит, но очаг печет еще сильнее, и вот в моих руках холодное тело, как камень на заре. Мать рыдает — Яла теперь как уголь — безжизненна, и с того дня в глазах матери я стал лишь угасшим костром ее горя…

…следы стад Ультана Арлада на снегу, сухие кочки, ай по бокам, мы были тогда голодны, но шли по пути, старому пути — Карас Ав вел детей Гадающего по костям Таи в долину Глубокого Мха, и под тем солнцем мы нарушили закон — я нарушила старый закон, я, подруга Ибинала Чода, сделала мальчика мужчиной прежде, чем соткан его круг…

… и в год Сломанного Рога мы нашли волчий выводок — Мне снилось, я отверг Ритуал, мне снилось, я шагаю рядом с Оносом Т'ооланом — лицо в слезах, мое лицо — Чод видел, как его подруга уводит мальчика в долину, и знал, что назад он вернется мужчиной, знал, что мальчик в нежнейших из рук…

… горели низины — ранаги в Роговом Круге — я так любил ее…

Голоса, поток воспоминаний — эти воины не потеряли их. Они хранили их, как живые вещи — в своих мертвых телах. Знали о них.

Почти триста тысяч лет.

… друг Онрака из Логросов, я видел его, склонившимся над трупами своих родичей. Все погибли в уличных боях, но Солтейкены наконец сломлены. Ах, какой ценой…

… о, я положила сердце к его ногам, милая Легана Род. Такой умный, острейший ум, о, как он умеет меня смешить…

… наши глаза встретились, Маэнаса Лота и мой, едва Ритуал проявил свои права — и мы увидели страх друг друга — наша любовь, наша мечта о детях, о заполнении отвоеванных у льда земель, о слиянии наших жизней — наша любовь теперь должна уступить…

… Я, Канниг Тол, смотрел, как мои охотники метнули копья. Она упала, не издав ни звука, последняя на этом континенте… и будь у меня сердце, оно разорвалось бы сейчас. Эта война несправедлива. Мы бросили своих богов и преклонились перед алтарем зверства. Истина. И я, Канниг Тол, не откажусь от истины…

Ум Итковиана зашатался, стремясь защититься о всемирного потопа, очистить свою душу, ответить на крики о помощи, на ураган истин, рвущий его на части, тайны Т'лан Имассов — нет, Ритуала — как… клыки Фенера, как вы сотворили такое с собой?

И она отвергла вас. Она отвергла всех вас…

Он не мог убежать — он уже принял их боль, и поток воспоминаний разрушал его. Слишком много, слишком яростно — переживать все времена, прожитые этими заблудшими созданиями… он тонул.

Он обещал им спасение, но теперь понимал, что может не сдержать обещания. Нет конца, нет способа направить отчаянное, молящее желание.

Я один…

… я Пран Чоль, слушай меня, смертный! Один. Гибель…

… слушай меня, смертный! Есть одно место — я проведу тебя. Ты должен принести все, что получил — недалеко, рядом — неси нас. Смертный! Есть место! Смертный! Ради Серых Мечей — ты должен сделать! Держись… скоро ты одаришь их. Я могу провести тебя! Ради Серых…

Итковиан потянулся…

… и рука, твердая, теплая, схватила его за предплечье.

* * *

Под ней простиралась земля. Лишайники — зеленые стебельки, зеленые чаши, красные чаши; и другой вид, белый как кость, извитой словно кораллы; а под ними серая шагрень почти скрытых в почве камней.

Целый мир здесь, на ладонь от земли.

Ее неловкие, медленные движения уничтожали его, пролагали просеки в хрупкой архитектуре лишайников. Захотелось плакать.

Прямо впереди — клетка костей и истертой кожи, тварь внутри, бесформенная, большая масса.

Она все еще звала ее, все еще выкрикивала свои ужасные требования.

Коснуться.

Пробить призрачный барьер.

Майб внезапно замерла на месте — какой-то незримый, но ощутимый вес прижал ее к земле.

Земля содрогалась, пробуждая ее из надвигавшегося забвения. Воздух стал горячим. Рокот грома…

Вытянув ноги, дернув рукой, она старалась перекатиться на спину. Захрипев, задохнувшись, уставилась на…

* * *

Рука держала крепко. Итковиан начал понимать. За воспоминаниями таилась боль, все то, что он должен принять. За воспоминаниями был ответный дар, прощение — если он сможет выжить.

Рука вела его. Через пейзаж разума. Он шагал, казался самому себе гигантом — земля проносилась далеко внизу.

… смертный, пролей эти воспоминания. Освободи их, пропитай землю, словно долгожданным дождем. Вниз, в землю, смертный — через тебя вернется жизнь в эту умирающую, заброшенную страну.

Прошу. Ты должен понять. Память принадлежит почве, камню, ветру. Воспоминания — их незримый смысл, достигающий всех, кто будет искать — честно искать его. Касания, слабый шепот, старое, почти не ощутимое эхо — к которому добавляет свой звук каждая оконченная жизнь.

Напитай эту страну, смертный.