Память льда. Том 2

– И ничего не помнит. Он – ничто, пустая оболочка, сударь. В нём не было ничего, кроме боли. А когда её забрали, вместе с ней исчезла и его сущность. Вы бы хотели такой же участи для Бука, сударь?

Остряк нахмурился.

Обзор закрывали изъеденные ветром холмы, но, по словам Скаллы, им оставалось меньше лиги, с ветром уже доносился приглушённый стук, который предупреждал двух мужчин о приближении фургона.

Едва они достигли вершины холма, сразу пришлось натянуть поводья, чтобы не врезаться в запряжённых волов.

На голове Эмансипора Риза красовалась широкая грязная повязка, которая обхватывала его голову, частично прикрывая разбухшую щёку и заплывший правый глаз. Увидев двух неожиданно появившихся всадников, кошка на коленях Риза завопила и вскарабкалась по груди слуги на левое плечо, запрыгнула на крышу жуткого фургона, где скрылась в куче шкур и костей к’чейн че’маллей. Риз и сам запрыгнул на облучок, чуть не свалившись с него, прежде чем выровняться.

– Плидулки! Фачем фы это фделали? Худоф дух!

– Наши извинения, сударь, за то, что так вас испугали, – сказал Итковиан. – Вы ранены…

– Ланен? Дфа. Фуба. Фломал их. Олифкофая коффочка.

Итковиан недоумённо посмотрел на Остряка.

Смертный меч пожал плечами:

– Оливковая косточка, наверное?

– Да! – Риз быстро закивал и тут же вздрогнул от резкого движения. – Ффо фам нуфно?

Остряк глубоко вдохнул, затем сказал:

– Правда, Риз. Где Бук?

Слуга пожал плечами.

– Неф его.

– Они его…

– Неф! Уфол! Улефел! – он помахал руками вверх-вниз. – Флоп-флоп! Дофло? Неф?

Остряк выдохнул, отвёл взгляд, затем медленно кивнул.

– Вполне, – ответил он немного погодя.

Открыв дверцу, из фургона выглянул Бошелен.

– Почему мы останови… о, капитан… и «Серый меч», я полагаю, но где твоя форма, господин?

– Не думаю, что…

– Неважно, – прервал его Бошелен, вылезая. – На самом деле мне неинтересно. Итак, господа, у вас, видимо, есть какое-то дело ко мне? Прошу простить за грубость, я в последнее время крайне утомлён и нетерпелив, увы. И прежде чем вы скажете ещё хоть слово, я бы порекомендовал не раздражать меня. Если меня бесцеремонно перебьют ещё хоть раз, у меня окончательно лопнет терпение, а это крайне неприятно заканчивается для окружающих, уверяю вас. А теперь – что вам от нас нужно?

– Ничего, – ответил Остряк.

Тонкая чёрная бровь некроманта взлетела вверх:

– Ничего?

– Я пришёл спросить о Буке.

– О Буке? Кто… ах да, о нём. Что ж, когда увидите его в следующий раз, передайте, что он уволен.

– Передам.

Последовавшее молчание прервал Итковиан, прочистив горло.

– Сударь, – обратился он к Бошелену. – Ваш слуга сломал зуб и, похоже, испытывает значительное неудобство. Уверен, что с вашим искусством…

Бошелен обернулся и посмотрел на Риза:

– Ах, это объясняет повязку на голове. Признаться, я уже и сам задумывался… думал, может, новая местная мода? Но, как оказалось, вовсе нет. Что ж, Риз, похоже, мне придётся ещё раз попросить Корбала Броша подготовиться к операции – это уже третий сломанный зуб, да? Снова оливки, не сомневаюсь. Если ты настолько уверен, что косточки оливок смертельно ядовиты, то почему проявляешь подобную беспечность, употребляя эти плоды в пищу? Ах, не бери в голову.

– Не нафа опелации, пошалуйффа! Неф! Плофу!

– Что ты там бормочешь, старик? Тихо! И вытри слюну – это отвратительно. Думаешь, я не вижу, что ты страдаешь, слуга? Из твоих глаз катятся слёзы, и ты бледен – мертвенно-бледен. Посмотри, как тебя трясёт – нельзя больше медлить! Корбал Брош! Выходи и захвати свою чёрную сумку! Корбал!

Фургон в ответ слегка затрясся.

Остряк развернул коня. Итковиан последовал его примеру.

– Что ж, до встречи, господа! – сказал им Бошелен. – Будьте покойны, я благодарен вам за то, что обратили моё внимание на состояние слуги. И он, разумеется, тоже благодарен и, несомненно, сказал бы вам «спасибо», если бы мог говорить.

Остряк поднял руку в прощальном жесте.

Они поехали догонять Легион Трейка.

Некоторое время оба молчали, пока внимание Итковиана не привлекли тихие звуки со стороны Остряка. Смертный меч смеялся.

– Что вас так развеселило, сударь?

– Ты, Итковиан. Думаю, Риз будет проклинать твою заботу до конца своих дней.

– Странное проявление благодарности. Разве его не вылечат?

– Нет, я уверен, что вылечат, Итковиан. Но вот тебе тема для размышлений. Иногда лечение хуже болезни.

– Вы не могли бы пояснить?

– Спроси Эмансипора Риза в следующий раз, когда увидишь.

– Что ж, сударь, так и сделаю.

Зловоние дыма впиталось в стены, а старые пятна крови на коврах свидетельствовали о гибели аколитов в коридорах, залах и пристройках по всему зданию.

Колл гадал, рад ли Худ тому, что его чад отправили к нему прямиком из храма.

Казалось, осквернить место, посвящённое смерти, не так-то легко. Даруджиец сидел на каменной лавочке перед погребальным залом и чувствовал дыхание неугасшей силы, холодной и безразличной.

Мурильо мерил шагами широкий главный коридор справа, то появляясь, то исчезая из поля зрения.