Но т’лан айи ушли, молчанием отвечали на её отчаянный зов – и теперь погиб Скворец. И две женщины, на безмолвное присутствие которых Серебряная Лиса так привыкла полагаться – куда больше, чем они сами могли бы вообразить. Обе погибли, защищая её.
Скворец. Всё, что было в ней от Рваной Снасти, преисполнилось неутолимой печалью. От него она тоже отвернулась. Но Скворец всё равно встал на пути Каллора.
Сделал это потому, что остался тем человеком, каким был всегда.
А теперь потеряны и т’лан имассы. Смертный, Итковиан, Кованый щит без бога, человек, который принял в себя тысячи убитых в Капастане, распахнул перед ними объятия…
Серебряная Лиса чувствовала себя побеждённой – отвагой, но не своей – сама она смелостью никогда не отличалась – нет, храбростью людей вокруг. Со всех сторон: Колл и Мурильо, одержимые ошибочным пониманием чести, похитили её мать и наверняка даже сейчас берегут и охраняют её – умирающую; Скворец и две женщины; Итковиан. И даже Тайшренн, который пострадал – сильно, – когда открыл свой Путь, чтобы отбросить Каллора. Такая безрассудная, трагически неуместная отвага…
Небо над ней потемнело – Серебряная Лиса подняла взгляд. И поражённо замерла…
Волк метался, бился о костяные прутья клетки – его клетки…
Грудь горела огнём, вспышки мучительной агонии хлестали, будто снаружи гроза с градом терзала кожу на рёбрах…
…но буря не усиливалась, наоборот, как будто стихала, словно с каждым ударом что-то передавалось ему, дар…
Стар, так стар. Горькие и сладкие, полузабытые мгновения удивления, радости, горя – буря воспоминаний, не его – слишком много, валятся словно ледышки, затем тают в ярком столкновении – Ток чувствовал, как тело немеет под этим напором…
…вдруг его потащили прочь…
Ток заморгал в темноте, единственный глаз был так же слеп, как и второй – тот, что он потерял у стен Крепи. Что-то рвалось в уши, кажется, звук. Вопли, пол и стены дрожат, цепи рвутся, с низкого потолка сыпется пыль.
На каменной плите рядом с его головой оставили борозды когти – жадные, тревожные.
Взрывы загрохотали ближе. И голоса, отчаянные крики по ту сторону стены… видимо, в коридоре. Звон оружия, вопли, хрип, звон доспехов – части брони падают на пол.
Ток повернул голову – и увидел кого-то во тьме. Огромное, напряжённое, визжащее, воющее без передышки. Огромные когтистые лапы умоляюще тянутся… тянутся…
В пещере вспыхнул сероватый свет, мгновенно осветил чудовищную, заплывшую жиром рептилию, прикованную к стене напротив Тока. В глазах твари светился ужас. Камни рядом с ящером были изборождены глубокими царапинами, метками безумия, которые вызвали у малазанца ужас… ибо это безумие он опознал в себе самом.
Провидец стоял перед ним, его движения были отчаянными, дёргаными – тело старика, которое так давно одержал яггут, разваливалось на куски. Монотонно напевая себе под нос какое-то песнопение, Провидец, будто забыв о Токе, подходил всё ближе и ближе к Матроне, к Матери.
Гигантская тварь съёжилась, когти скрежетнули по камню, когда она прижалась к стене. Крики рептилии не прекращались, гулко отражались от свода пещеры.
Провидец держал что-то в руках, бледное, гладкое, продолговатое – яйцо, но не птичье. Яйцо ящерицы, увитое сероватой магией.
И чары крепли с каждым словом песнопения.
Ток видел, как что-то вырвалось из тела Матроны, сияние силы, которое устремилось было вверх…
…но угодило в паутину чародейства, в колдовской силок, который затем утянул свет внутрь яйца, что лежало в руках Провидца.
Крики Матроны внезапно оборвались. С бессмысленным всхлипом рептилия опустилась на пол.
В оглушающей тишине пещеры Ток яснее расслышал шум битвы в коридоре. Ближе и ближе.