Память льда. Том 2

– Именно, – прорычал Быстрый Бен, – обдумай это. А пока ты освободишь столько своей силы, сколько понадобится, чтобы перенести меня над этой толпой, прямо на площадь перед Пленником. А потом отступишь так далеко, как надо, чтобы вернуть Таламандасу его свободу. Можешь скрываться за его нарисованными глазами, если на то будет твоя воля, но не ближе. Пока я не решу, что ты снова мне нужен.

– Однажды ты будешь моим, смертный…

– Не сомневаюсь, Худ. Но пока давай просто наслаждаться предвкушением? – С этими словами чародей отпустил плащ бога. Присутствие ослабло.

Сила послушно потекла вокруг, потоки воздуха тащили Быстрого Бена и деревянную фигурку, вцепившуюся в его плечо, над навесами.

Таламандас зашипел.

– Ох… Что случилось? Я… я на секунду потерял сознание.

– Всё хорошо, – прошептал чародей. – К тебе вернулась твоя сила, чучелко?

– Да, пожалуй. Я… я могу её использовать.

– Рад слышать. Теперь неси нас к площади.

Тонкая вуаль дыма укрыла звёздное небо. Капитан Паран сидел на широких ступеньках парадного входа в Пленник. Прямо перед ним, в конце широкой улицы, находились укреплённые ворота. Через распахнутые створки и нависший туман виднелась площадь, усеянная огнями костров в баргастских лагерях.

Малазанец был истощён, но ему не спалось. Два колокола тому он оставил Кафала, и с тех пор мысли капитана разбегались тысячами путей. Баргастские воины ещё трудились в зале, разбирая на части каноэ и собирая древние клинки. Кроме этого чертога, Пленник казался практически пустым и безжизненным.

Безлюдные комнаты и коридоры неумолимо подталкивали Парана к мысли о том, что ровно так же теперь выглядит их родовая усадьба в Унте, ведь отец и мать умерли. Фелисин в цепях, махает киркой в руднике за тысячу лиг отсюда, а любезная сестрица Тавор занимает пару десятков роскошных покоев во дворце Ласиин.

Дом пустует наедине с воспоминаниями, наверняка разграбленный служанками, стражей и уличной шпаной. Проезжает ли мимо него адъюнкт? Думала ли она когда-то заглянуть в него посреди занятого хлопотами дня?

Нет, она была не из тех, кто тратит время на сантименты. Тавор всегда была предельно, жесточайше рациональна, её холодные глаза наполнял прагматизм настолько острый, что любого, кому хватило бы глупости подойти близко, рассёк бы на мелкие кусочки.

Императрица наверняка очень довольна своей новой помощницей.

А как ты, Фелисин? С такой широкой улыбкой и игривыми глазами? На отатараловых рудниках нет места скромности, ничто не защитит тебя от худших проявлений человеческой природы. Рано или поздно тебя возьмёт под крыло какой-нибудь сутенёр или бандит.

Цветок, раздавленный каблуком.

Тем не менее, если я знаю нашу сестру, она собирается вызволить тебя. Или забросила туда пару стражников, чтобы присматривали за тобой, пока ты отбываешь там срок.

Но она спасает уже не ребёнка. Уже нет. Никакой улыбки, и в глазах, когда-то игривых, нечто тяжёлое и смертельное. Должен был отыскаться другой способ, сестра. Боги, лучше бы ты просто убила Фелисина – даже это было бы милосердием.

А теперь – теперь, боюсь, тебя однажды ждёт расплата…

Паран медленно покачал головой. Его семье никто бы не позавидовал. Разорваны изнутри напополам, своими собственными руками. И теперь мы, брат и сёстры, каждый наедине со своей судьбой. Вероятность того, что эти судьбы когда-то сойдутся вновь, никогда ещё не казалась столь ничтожной.

Лестница за ним была засыпана пеплом, как если бы в городе в живых остался только камень. Тьма казалась мрачной и печальной. В этом месте не было ни одного звука, присущего ночи. Сегодня присутствие Худа ощущается ближе, чем обычно…

Одна из громоздких двойных дверей, качнувшись, открылась. Капитан оглянулся и кивнул.

– Смертный меч. Ты выглядишь хорошо… отдохнувшим.

Громадный мужчина скривился.

– Чувствую себя так, будто жизнь раскатала меня в лепешку. Грубая женщина.

– Я и раньше слышал, как мужчины говорят такое о своих женщинах. И всегда в их жалобе есть намёк на удовольствие. Я и сейчас его слышу.

Остряк нахмурился.

– Да, ты прав. Это забавно.

– На ступеньках полно места. Присаживайся, если хочешь.

– Не стану мешать твоему уединению, капитан.