– Ты свою винтовку продать не хочешь? Я Даниле упомянул, что у тебя винтарь есть, он, видишь, интересуется.
– А я с чем останусь?
– Так может, тебе карабин посмотреть? Он всё же полегче будет.
– Я подумаю…
– Думай быстрее, – усмехнулся хозяин лавки. – Скоро обоз с юга придёт, за мехами. Значит, и товары мне привезут. А когда привезут, мне твоя винтовка уже неинтересна будет. Это сегодня на неё купец есть.
– Я подумаю, – ещё раз повторил я и отвернулся.
Трёху продавать не хотелось. Конечно, это не автомат Калашникова, но ружьё серьёзное. Плохо, что с ценами до конца не разобрался. Эх, чувствую, будут меня здесь торговцы раздевать, как последнего лоха…
Как и говорил Сергей, вечером в рюмочной народу собралось много. Это охотники, которые пришли торговать, и местные, которым этот полутёмный зал заменял и клуб, и телевизор, и газеты. Уже через полчаса я вспомнил слова Борисыча, сказанные на прощание. Его фраза «радуйся, что есть с кем поговорить», оказалась пророческой. Я только сейчас, пусть и не в полной мере, начал понимать, в какой мир попал. Господи, где врождённая смекалка русского человека? Где его живой и наблюдательный ум? Нет его… Исчез. Вместе с миром, вместе с цивилизацией. Помните старую байку о бомжах, обсуждающих Шиллера? Ситуация с точностью повторилась, только наоборот. У меня даже ком в горле встал. Захотелось встать и поклониться этим людям в пояс. Извиниться за то, что мы, их предки, довели мир до такого скотского состояния. Так ведь они даже не поймут, о чём я буду говорить. Будут тыкать в меня пальцем, гогоча и радуясь, что чужак, на потеху компании, напился и теперь чудит, бормоча о каких-то странных вещах.
Я подошёл к бару. Хозяин вопросительно дёрнул бровью.
– Налить?
– Налей. И поесть что-нибудь дай.
– С хлебом?
– Да.
Он плеснул в железную кружку дрянного самогона, принёс из кухни тарелку с жареной олениной и, помусолив обломок карандаша, вывел какую-то закорючку на бумажке. Смотри ты мне, у меня в этом мире уже финансовые обязательства появились! Я вернулся за стол и обнаружил неподалёку нового клиента. Худенький мужичок в изорванной одежде. Судя по всему, он пришёл просто послушать людей, чтобы забыть о ежедневных бедах. Голодный блеск в глазах. Глаза, твою мать! Как у дворняжки, которая заглядывает людям в глаза – с призрачной надеждой, что её покормят, а не пнут по рёбрам сапогом.
– Есть хочешь? – спросил я.
– Я? – переспросил он с непонятной тревогой. – Нет, просто посидеть пришёл.
– Садись рядом, – я глотнул из кружки и поморщился. Дрянной самогон обжёг горло. – Кушать, спрашиваю, хочешь?
Он виновато улыбнулся. Бог мой, куда я попал! Подвинул ему свою тарелку.
– Ешь…
– Нет, не надо. Нечем платить, – сказал мужичок и покосился на тарелку.
– Кому говорят, ешь! Всё равно уже не хочу…
Пока он с жадностью ел, я рассматривал его худое лицо. А ведь мужичку не больше двадцати пяти лет. Это длинные волосы и жидкая бородёнка вместе с нездоровой худобой превратили его в старика. Старик, рождённый в 2025 или 2027 году. Я подождал, пока он поест.
– Спасибо, – тихо сказал он и старательно вытер тарелку кусочком хлеба. Съел он ровно половину. Вторую, бросив осторожный взгляд, спрятал за пазуху.
– Читать умеешь? – спросил я.
– Нет.
– Женат?
– Да, – он закивал, – детей двое.
– Я слышал, у вас тут школа есть. В школу ходят?
– Зачем? – удивился он. – Пусть лучше работают.
– Скажи, – я посмотрел на него, – а чего ты от жизни хочешь? Пожелания какие-нибудь есть?
– Чего?
– Чего ты вообще хочешь?
– Чтобы не голодать.
– Часто голодаешь?
– Еды всегда мало, – спокойно ответил он, – особенно зимой. В детстве, помню, совсем плохо было. Есть было нечего, мамка с папкой на хозяина работали. Потом меня и старшего брата продали.
– Как это – продали? – не понял я.
– Голодные годы были. Вот нас и продали хозяину. У него хорошо жилось. Кормил меня. Работать заставлял, а бил редко. Хорошо жил, потому что в тепле. Потом пришли люди с запада, и хозяина убили. Хутор его сожгли, а меня выбросили. Лето было, сюда дошёл, теперь здесь живу.
– А жена откуда?
– Жену её родители из дома выгнали. Детей у них много было. Мальчики нужнее. Вот её и выбросили. А я подобрал. Тогда только дом построил, тепло жил.
– Дом?
– Землянку выкопал, у реки. Здесь недалеко.
– А здесь тебе хорошо жить?
– Да, – кивнул он, – часто работа есть. Когда работа есть, всегда хорошо.
– А почему на охоту не ходишь?
– Летом рыбу ловлю, ягоды собираю. На охоту не могу ходить. Ружья нет. Иначе нельзя, волки съедят.
– А что ещё про детство помнишь?
– Кушать хотелось.
– А сейчас хлеба хватает?
– Хлеба? Нет, хлеб почти не вижу. Он дорого.
– Дети у тебя какого возраста?
– Чего?
– Лет детям сколько?
– Не знаю. Дочка родилась в то лето, когда священник умер. А сын позже.
– Знаешь, какой сейчас месяц?
– Лето…