Монах корпел в уединенной кельеНад перечнем минующих минут.Ночами, словно мать над колыбелью,Он пестовал свой бесконечный труд.А светский франт раскованность бездельяКоварным рифмам отдавал на суд,Не связанный тщеславием и целью,Слова сплетал он, как венки плетут.Перебирая, словно четки, даты,Мы узнаем, что жил монах когда-то,Что келью заменил ему архив.А вертопраха ветреное слово,Как старое вино, волнует снова:Он современник, он поныне жив!
Королева
Люди, люди… Мы делим сдуруБесконечный путь на отрезки.Четвертуем литературуС важным видом, по-королевски.Но судьбой, то гневной, то странной,Мы нащупываем мерило:Я сама с королевой АннойВ тесной комнатке говорила.Всех веков и времен поэтыСоставляют ее державу.Страх презрела она и наветы,Долгий путь и вечную славу.Память сердца, как навык детства —То паденье, то восхожденье…Не воюет ее королевство,Но выигрывает сраженья.Справа бьют, подражают слева…О, великая сила слова…Не лежит моя королеваПод крестом своим в Комарово,А в пространстве четырехмерномСнова строчки она находит.К ней опять по ночам, наверно,Сероглазый король приходит.
«Зачем нам тень Булгакова тревожить…»
Зачем нам тень Булгакова тревожить,Цветаеву провозглашать святой?..Их было столько, кто прошел сквозь стройДоносов и шпицрутенов острожных.Центральный государственный архивРазительно похож на колумбарий.Здесь боги спят. Но каждый бог, как парий,Почил, оставить имя позабыв.Они зовут, но мы не слышим их,Не видим звездных душ протуберанцы…А Пастернак и Мандельштам – посланцыСтраны теней на празднике живых.
«И полыхнула в полдуши догадка…»
И полыхнула в полдуши догадка,Вполсилы, вполнакала, в полстроки.О логика! Холодная печатка,Пустое повторение руки.Ты смотришь, но твои глазницы пусты,Как будто в дом покинутый стучусь.Поэзия! Высокое искусство,Бессмертная подделка смертных чувств.И ты легко переступаешь черезМир, сданный на хранение стихам,И не болит искусственная челюсть,Положенная вечером в стакан.А я, не став беспомощней и злее,Вновь безымянно растворюсь в толпе.Не удивляйся! Я тебя жалею:Еще страдать в бессмертии тебе.Там, в вечности, такая ностальгия,Что отомрет спасительная ложь,И хоть давно распалась на стихи я,Ты бронзовые губы разомкнешь.И позовешь, и назовешь впервыеТо имя, что мучительно скрывал,И, как морщины, трещины кривыеПокроют потрясенный пьедестал.Но прошлое, как это имя, кратко,А вечность благодатна для тоски…Во времени забытая перчаткаТеряет очертания руки.