Память о мечте

Мне, в общем-то, не привыкать
Все парадоксы объяснять
Логичною причиной.

Выкрикиваю в пустоту

Я сумасшедшую мечту,
Взываю: «Будь мужчиной!»

Нет, не простил Олимп измен,

Но исчезали боги
И совершали свой обмен
На новые чертоги.

Дорога – кладезь перемен.

Мне с каждым – по дороге.
Коль новый бог придет взамен, —
Я встану на дороге!

Странный проситель

Мне, словно божества, – слова,
Я не гожусь на роль просителя…
И плещется бассейн «Москва»
Там, где был храм Христа Спасителя.

А ты, осмыслив мир едва,

В себе провидишь победителя…
И плещется бассейн «Москва»
Там, где был храм Христа Спасителя.

Теперь я скромно говорю,

Что всем бассейн «Москва» дарю.
(О, москвичи! Меня простите ли?)

Но не отдам я никому

Мою суму, мою тюрьму,
Мой Китеж – ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ.

Начало расплаты

НЕ по щучьему веленью —
По хотенью моему
Всенародному терпенью —
Всенародную суму.

Нам привычно это тренье…

Если терпишь – то забвенье
Почему-то… Почему?!

Я ни в чем не виновата,

Для меня живое свято,
И неведом мне азарт.

Плохо в мамонтовой шкуре…

Но сегодня в Байконуре
Состоялся новый старт.

Музей вечности

О бравой бренности на поле брани
Я почему-то слов не нахожу.
Ведь я всего лишь вечности служу,
А вечность – не предмет для собиранья.

Но, может, если приложить старанья,

(Об этом умозрительно сужу,
Хотя витриной умников ссужу), —
Собрать удастся звездное сиянье.

Всегда неполон будет каталог.

Но честь тому, кто хоть отчасти смог
Представить людям вечности частицу.

Но чтоб не спятил этот гусь с ума,

Я лучше объясню ему сама.
Что вечность в вечности – не сохранится.

«Вычеркивали строчки черной тушью…»

Вычеркивали строчки черной тушью,
Как будто вырубали топором.
И гром гремел. И был не слышен гром.
И мне переворачивал он душу.

И черной тушью белый лист пестрел,

Как в честном поле частые могилы.
Мы видели. Мы знали. И могли мы
Воображать, что это не расстрел.

А строй случайно уцелевших строк

Иное обретал существованье,
И лишь черновики хранились впрок,
В надежде на посмертные изданья.

Их оживят. И к ним проявят такт…

Но запоздало возвращенье к жизни:
В нелепом и смешном анахронизме
Не боль души —
литературный факт!

Главный цензор

Главный цензор Российской Империи!
Безоглядно сегодня вам верю я —
Вам доверие возвращено.

Рифмы – вздор. Но такими мерилами

Вы измерены славянофилами,
Что не верить вам просто грешно.

О, свобода за строчками Тютчева!

Разум в странствии, как пилигрим…
Ты цензуре была не обучена,
Презирала подделку и грим.

Мы – наследники духа могучего —

О величии прошлом грустим…
Но не верим мы слабости случая —
Новых тютчевых мы запретим!