Память о мечте

Его облики неисчислимы,
Его сила ужасна,
Мне неведомо имя его.

Неделями, съежившись, он лежит,

Подавая лишь изредка признаки жизни,
Словно приступ странного совпаденья.

Есть сытно, одеваться солидно, спать удобно

И превращаться в достойного гражданина
С долгосрочным кредитом в магазинах и кабаках —

Так опасно! Я очень боялся, что этот патлатый дьявол

Не согласится с моим соглашательством
И устроит себе берлогу в чьем-то пустом животе.

Но когда он внезапно взнуздает меня во сне, —

«Все прекрасно!» – хриплю я и к лампе на ощупь тянусь
Со вспотевшим лицом и грохочущим сердцем.

Остров яблок

Хоть море до гор затопило залив,
И хижины разнесло,
Наш виноград на корню просолив,

Хоть ярко луна и опасно плывет,

И цикл у нее иной,
Чем солнечный цикл, завершающий год,

Хоть нет надежды добраться с тобой

На остров яблок вдвоем,
Но если не буду сражен я судьбой,

Зачем мне бояться стихии твоей,

И зеркала – полной луны,
И части плода со священных ветвей?

Дверь

Когда она вошла,
Мне показалось, что не затворится вовеки дверь.

Не затворила дверь – она, она —

И в дом морская хлынула волна,
И заплескалась – не сдержать теперь.

Когда она ушла, улыбки свет

Угас навечно —
Всюду черный цвет,
И закрывалась дверь за нею бесконечно,
И моря больше нет.

Конец пьесы

Настал конец игры, теперь уж навсегда,
И мы, и прочие, хоть редко признаются,
И нынче видят небеса, как встарь,
С улыбкой веря в звездный плащ Марии.

Хоть кажется, что жизнь, по-прежнему беспечна,

Бездельничает средь цветов июньских,
И пахнет резкой зеленью трава,
А вера благостно нисходит с неба, —

Все только призрак: зеркало и эхо

Совмещены со зрением и звуком,
Зов веры, прежней смелости лишенный,
Звучит как жалоба слепца: «Я слеп!»

Конец безделью, и роптать наивно,

Как плакать о своих зубах молочных,
Но ропщут многие и на коленях
Взывают к непорочности Христа.

Мы больше не мошенники, не лжем,

Мы, наконец, не думаем, как прежде,
Что, затаившись в каждом редколесье,
Лев или тигр готовы нас сожрать.

И страсть теперь не будет в ложной спеси

Невинных втягивать в стыдливый танец
От робкого касанья сквозь перчатку
До исступленно стиснутой груди.

Любовь, однако, выживет, зарубкой

На плахе под секирой палача.
И наших тел безглавым отраженьем,
Как зеркало, нас память удивит.

Наставление преемнику Орфея