Память о розовой лошади

— Подождите, подождите, Константин Иванович. Нет, нет... Не за это пить надо. Сегодня замечательный день, настоящий для нас праздник. Да, да — большой праздник на нашей улице. Вот вы, Боря, совсем еще молодой офицер и многого, наверное, не знаете. Ну, например, того, что каких-нибудь год-полтора назад у нас таких танков было так мало, что некоторых это приводило в отчаяние. Да что танков — брони для них не было. Так что простите меня за неуместность, может быть, громких слов за столом, но я очень хорошо знаю, что сегодняшний день — большая наша победа... — она неожиданно замолчала и, прикусив нижнюю губу, задумчиво обвела взглядом сидевших за столом. — А знаете, у нас здесь кое-кого не хватает. Подождите меня немного...

Она поставила на стол рюмку и пошла к двери. Капитан с удивлением посмотрел ей вслед и пощипал кончики усов.

Что-то долго она не возвращалась, и все за столом молчали. Когда она вернулась, то капитан оживился:

— Наконец-то!.. — И шутливо воскликнул: — Теперь-то, надеюсь, мы выпьем.

— Выпьем, выпьем, Константин Иванович, — весело ответила мать. — Конечно же, выпьем.

За ней, растерянно моргая, вошел Юрий. Увидев офицеров, он замешкался у порога — гулко так, с бульканьем в горле — и быстро, нервно провел пальцами по пуговицам старой рубашки, как бы проверяя, все ли застегнуты.

И к столу он присел словно робея, сгорбился над тарелкой.

— Теперь можно и выпить, такой уж сегодня день, — подняв рюмку, мать заметила, что капитан оценивающе смотрит на Юрия, точно решает, кто он, и пояснила: — Юрий, можно сказать, сегодня самый главный виновник торжества. Да, да — не удивляйтесь... Чтобы наступил сегодняшний день, он даже спал у станка. Так что первый тост за тебя, Юра.

Давно я не помнил мать такой веселой, не помнил, пожалуй, с довоенной поры, когда в праздники отец весь день был дома, с нами. Она лихо, залпом, выпила водки, но тут же закашляла, замахала у рта рукой, потянулась к графину.

Капитан быстро налил воды в стакан.

— Фу, чуть не задохнулась, — глотнув воды, заулыбалась мать.

После первой рюмки капитан почему-то вдруг отрезвел, лицо у него стало строже. А у Юрия заблестели глаза и порозовели щеки. Ему, должно быть, было приятно, что мать не забыла о нем, сказала за столом о его работе. Он, вроде бы сам удивляясь, припомнил:

— И правда ведь, одно время прямо у станков и спали. В цехе по-над стенкой стояли деревянные топчаны... Вкалываешь без отдыха и вдруг чувствуешь — повело, в глазах туман. Мастер подойдет, скажет: иди-ка, вздремни часок. Он за этим следил, боялся, как бы кто со сна-то руку в станок не сунул, — Юрий покосился на мать. — От усталости иногда на меня что-то такое накатывалось, ну, думаешь — дальше такого не вынесешь...

— Вынес же... — перебила мать.

— Да, вынес. Смотрел я сегодня на танки и удивлялся: неужели все это мы сделали? Чудо просто.

— Это не чудо, а героизм людей, — сказала мать. — Налейте-ка, Константин Иванович, еще по одной.

Взрослые выпили и посидели молча — каждый задумался о чем-то своем. Потом Юрий посмотрел на капитана:

— В начале войны я тоже добровольцем на фронт просился.

Капитан поинтересовался:

— Со здоровьем что-нибудь не в порядке?

— Да нет, здоровье нормальное. Вполне здоров.

— Не взяли, потому что здесь был нужнее, — твердо заявила мать. — Теперь это особенно ясно.

Поставив рюмку на ребро донышка, капитан поигрывал с ней и внимательно посматривал то на мать, то на Юрия.

— Расстраивались, вижу, что в армию вас не взяли? А ведь Ольга Андреевна, пожалуй, права... — задумчиво проговорил он. — Нам есть чем воевать. А это — самое главное.

— Ну конечно же, конечно... — кивнула мать. — Всем это ясно.

Капитан улыбнулся, отставил рюмку и потянулся к бутылке:

— Давайте по последней, а то нам скоро пора идти, — налил всем водки и чокнулся через стол с Юрием. — Спасибо за хорошие машины.

— Да, да... — оживилась мать. — За это и правда стоит еще по одной выпить.

Юрий снова быстро перебрал пальцами пуговицы на рубашке и выпрямился с рюмкой в руке: в этот момент он немного напоминал смущенного именинника.

Словно поторапливая всех, мать приподнято сказала:

— За тех, кто делает лучшие танки. Советские!

Вскоре офицеры поднялись из-за стола, стали прощаться. Надев в прихожей фуражку, на этот раз прямо — по уставу, капитан сказал:

— Вы уж, Ольга Андреевна, меня, пожалуйста, извините.

— Да что вы, Константин Иванович... За что? — мать подала на прощание руку.

Он усмехнулся:

— Да так, знаете... А за нож — большое спасибо. Очень буду его беречь. Напишу как-нибудь вам письмо, если не возражаете. Как воюем, как живем...

— Буду вам благодарна. Крайне любопытно, как поведут себя в бою наши танки, так что обязательно напишите.

— Само собой... — он вытянулся, отдал честь, но тут же улыбнулся и развел руками, смягчая официальность прощания.

На следующий день утром я, едва позавтракав, побежал на железнодорожную станцию — еще раз посмотреть на танки. Втайне надеялся найти вчерашних наших гостей: они-то, конечно, разрешат посидеть в танке, осмотреть все внутри.