Память по женской линии

– Понимаешь, выпускать-то ее… – продолжает Леша, но перебивает сам себя: – Да, конечно, можно и выпустить, отличная собака! Молосс! Черт, забыл, как порода называется. Зверь, а не собака! С женой Лилькой – ты ее помнишь, вот развелись, собака у меня осталась… Право, без собаки пропал бы. Но с одеждой да, есть проблемы, когти, то-се… А, пустяки! У тебя-то с женой как? На даче сидит? О! Отлично! Да, кстати о даче! Не нужна тебе собака? Лучше охранника не найдешь!

Ты вспоминаешь подходящий рассказ Чехова про дорогую собаку, но это не смягчит отказа. Леша садится в машину, не заходя в «Пятерочку», и уезжает обиженным.

Вы были друзьями с 4-го по 8-й класс. Это большой срок. И жену его ты хорошо знал. Тоже с 4-го по 8-й. Вредная была девчонка, всех дразнила, но больше Леше доставалось, они даже дрались, когда в 6-м классе учились. К 8-му классу сравнялись ростом, и драться стало неловко. Ты переехал, перешел в другую школу, связь прервалась.

Можно было бы взять собаку, большая собака, справная.

Но у тебя уже была своя, другая.

Ноябрь

Они поехали на дачу в начале ноября.

Тяжелый месяц ноябрь: зимой еще не пахнет, хотя заморозки, а больше дожди, погубили последние чахлые розы и вычернили сад. Темнеет рано, слякотно, зябко. Птицы улетели, те птицы, что хотели улететь и знали куда. По садам бродили неприкаянные полосатые коты, искали мышей-полевок. Мышей было больше, чем котов, потому охота проходила успешно.

Конечно, им надо было ехать на дачу, в городе стало совсем темно и скучно, в городе даже почерневших роз, даже котов с их усами и полосками не видно в сумерках. А на даче хотя бы печь: веселая, живая, жаркая. И прожорливая, к сожалению: им пришлось коротенькой пилой распилить вишню, вырезанную в сентябре. Но это было весело, живо и да, жарко. Они согрелись до того, как растопили печь, и принялись встречать ноябрь, кто перцовкой, кто коньяком.

Сад уже не казался мрачным, а в доме не было зябко, и проголодались, и съели нехитрую закуску, напились чаю. Продолжили перцовкой.

Хорошо на даче в начале ноября.

У собаки нашлась работа: гонять надоедливых котиков и мышей заодно, залезать по грудь в канавы с темной водой, пачкать светлое брюхо, лаять на гнущиеся под ветром, отягощенные изморосью кусты.

– Помнишь, как мы ездили в Таллин на концерт Яна Андерсона? – спросил друг мужа. – И в вагоне сплошь курсантики, а кто-то тоже дудел на флейте?

– Угм, – согласился муж.

– Бульк, фью, – всхлипнула перцовка, кончаясь.

Застольный разговор, однако, продолжался, не прерываясь. Перцовку сменил джин. Отечественный.

– А вы знаете, что у Леши и Иры общий ребенок? – спросила жена.

– Угм, – удивился друг мужа.

– От кого? – немедля поинтересовался муж.

– Бульк, фью. – Бутылка коньяка догнала перцовку, переезжая в пластиковый пакет. Мусорка на даче уже не работала, мусор жаждал переезда в город вместе с хозяевами.

Заглянула собака, выпустила лепесток языка, фыркнула и вышла, эти разговоры ее не заинтересовали.

Дождь усиливался, печка дымила, время близилось к закрытию местного магазина.

– Отчего бы панам не продолжить разговор в рамках цивилизации? – вежливо поинтересовался муж.

И все завертелось. Жена паковала остатки хлеба и пристегивала собаку к поводку. Друг мужа искал вязаную жилетку, муж, сам, искал сумку с ключами от городской квартиры, где можно послушать любой, вообще любой концерт Jethro Tull. На даче тоже можно, но дома все же не так сыро, да и заначка есть. Магазин-то закрылся. И на даче, и в городе.

Жена самолично залила непрогоревшие поленья в печи недопитым чаем. Глупость, само собой, но мало ли.

Втроем, плюс самостоятельная немецкая овчарка, явно не одобрявшая хозяев, погрузились в электричку. Какое счастье, что ехать всего полчаса! Даже контролеры не успели дойти до хвоста поезда. Еще чуть-чуть – и вот дома, в расстоянии полутора сантиметров, то есть толщины двери, от сухой, пусть немного холодной (отопление недавно включили) квартиры, от Jethro Tull, от заначки, о которой пока еще не знает жена, но скоро узнает и вряд ли расстроится, обрадуется, само собой, иначе зачем такая жена, от пельменей в морозилке, в конце концов.

Собака тоже приободрилась, хотя не приветствовала отъезд с дачи – у нее оставались там дела, даже кроме полосатых котов.

Первой под дверью квартиры, понятно, стояла собака. Черный ее чепрак, выгорая до рыжего, стекал к груди и лапам непонятного из-за грязи цвета. Вторым был муж – у него ключи, надежа-государь. Жена и друг мужа сгрудились толпой за ведущими.

– Ну? – уточнила собака, поворотив морду к хозяину.

Жена и друг все уточняли детали давней поездки в Таллин. Даже спорили.

– Ключи у тебя? – вклинился муж в их оживленный диалог. Не сказать что некстати.

Собака поняла первая. Она легла на коврик под дверью, твердо решив экономить силы.

Друг мужа начал клониться и теснить собаку на придверном коврике: его автопилот решил, что задача выполнена.

Семья замерла ненадолго над раскинувшимися телами, посверлила глазами один другого, но ключи от того не появились.